Доброе слово

Когда он понес это платье к Румпалам, на улице выбежал ему навстречу безглавый цыпленок, на краю площади повстречал он пса с девятью ногами, а на самой площади — кобылу с кабаньей головой. Ополоумевший пекарь положил платье перед порогом дома Румпалов, стукнул молотком в дверь и убежал.

Когда вечером пробило на башне семь часов, затрубили во дворце Рожмберков три трубача. И начали съезжаться в каретах гости.

Пани Маркета пришла пешком, пивовар Румпал гордо вел ее под руку. Они могли бы приехать и в карете шестерней, но Маркета хотела, чтобы весь город полюбовался на невиданный ее наряд.

То же было и во дворце. Едва Маркета вступила с Румпалом в зал для танцев, как все стихло, а пани и панны от зависти побледнели, как невыпеченные ватрушки.

И сам Рожмберк покинул свою супругу. Отодвинув взглядом Румпала, любезно сказал он Маркете:

— Пани, сейчас я дам знак оркестру и приглашу вас на танец. Вы будете первой.

Но когда заиграла музыка и Рожмберк повел пани Маркету в круг, вдруг появился перед ними незнакомый кавалер. Смуглый он был, как каштан. А его платье, червонным золотом расшитое, стоило любого дома на площади. Когда кавалер без лишних слов схватил пани Маркету за руку, Рожмберк воскликнул:

— Я вижу, сударь, вы адски невоспитанны! Но и смелости вам у самого черта не занимать.

И Рожмберк полез за пазуху за хлыстом. Тут хлыст стал змейкой и уполз в угол.

А незнакомый кавалер с пани Маркетой уже приступили к первой фигуре. Они улыбаются друг другу, но кавалер ни слова не промолвит. Они выступают вместе в танце, а кавалер все молчит.

— Я жду, что вы скажете мне что-нибудь приятное, — говорит пани Маркета.

— Я все никак не нагляжусь на ваш дивный наряд, — легонько усмехнулся кавалер.

Дважды они обошли зал в танце. В третий раз странный гость закружил Маркету как вихрь и топнул об пол. На глазах у всех гостей пол разверзся, и Маркета с кавалером слетели в эту дыру, как в могильную яму. Потом пол опять сомкнулся без следа.

С того дня пани Маркету не раз видали на прахатицких улочках: ровно в полночь она бродила по ним в своем хлебном платье. Если попадется ей ночной пешеход, она отломит кусок платья и просит:

— Съешь этот кусочек, и я успокоюсь.

Хоть была она кроткой и по-прежнему прекрасной, каждый в испуге шарахался от нее.

Но однажды забрел в Прахатице странствующий студент, столь страстный почитатель красы девиц и мужних жен, что страсть эта равно изводила его в полдень и в полночь. И случилось, что в полночь он сидел на краю фонтана на площади и под лютню пел под окнами, за которыми спала или жарко маялась чья-то краса.

Тут появилась пани Маркета. Подошла, сказала те же слова, что всегда говорила, и предложила студенту кусочек своего хлебного платья.

Изумленный студент отложил лютню прямо в фонтан, и она поплыла, словно лодка. Но просьбу пани Маркеты он не отверг.

— За ваш, пани, вечный покой и за недолгую радость для моих глаз! — И он стал отламывать кусок за куском от Маркетиного платья.

Наконец, он увидел Маркету такой, какой Адам видел Еву. Она же, прикрыв лишь то, что женщина может прикрыть двумя ладонями, сказала ему:

— Глазам твоим я желаю наслаждаться красой еще много лет, а тебе — сохранить добродетель хотя бы до завтра.

И ушла по той улочке, что зовется «Золотая дорожка».

Голодный желудок студента играючи переварил хлебное платье пани Маркеты, но воспоминание о ней не переставало терзать его душу. Пока назавтра его не осчастливила поцелуем некая прахатицкая панна.

Перевод Ю. Преснякова.

О льве и жене мыловара

В городе Писек занимался своим ремеслом мыловар Варыш. Над лавкой его висел цеховой знак мыловаров: жестяной лев со свечой в лапах. За лавкой был подвал, в котором Варыш варил мыло. Смрад в подвале стоял изрядный. А потому за подвалом был еще и подвальчик, где жена Варыша лила из воска свечи.

Пока свечи остывали, подвешенные к шнуру за фитиль, Варышова томилась бездельем. Однако ж со временем нашла она себе приятное занятие. На балкон дома, что напротив, выходило окно, а из окна выглядывал студент, учившийся на лесничего. Студент подолгу простаивал у окна, обмениваясь с мыловаршей любезными знаками.

Скользкое мыло наводит мыловаров на неспокойные мысли. Вот и Варыш то и дело отбегал от котла, чтобы присмотреть за добродетелью своей жены, отливавшей свечи. Но только Варышова всякий раз успевала подать студенту сигнал тревоги.

Как-то Варыш опять ворвался в подвальчик — и прямо к жене:

— Скажи, о чем ты думала только что?

Та и отвечала, чтобы вывернуться:

— Думала я о льве, что висит над нашей лавкой. Лапы у него крепкие, и много же в них, должно быть, силы.

Варыш поглядел вниз, на свой фартук, — и приуныл. Сам-то он был весь мягкий, как мякиной набитый. И взяла его ревность к жестяному цеховому льву.

— Вот я ему когти пообломаю и лапы велю обрубить! — выкрикнул он.