Доброе слово

На сталелитейном заводе действовал подпольный революционный комитет. Весь завод был разделен на участки, и каждый член комитета отвечал за свой. Они не собирались вместе, в конспиративных целях связь поддерживалась только через связных.

Впервые по-настоящему они встретились в начале сорок пятого года. Даже не удивились, что оба состоят в одном комитете.

— Мог бы и сказать!

— Я молчал, как и ты!

— Это на тебя похоже!

В марте сорок пятого уже был слышен гул фронта. Немецкие охранники стали еще более высокомерными, но скоро поутихли. Потом на заводе появились эсэсовцы, а их боялась и сама охрана.

Тогда комитет узнал, что части СС должны выполнить только один приказ: полностью подготовить завод к уничтожению и в случае, если они его не удержат, взорвать.

Ночью на заводе гудели грузовики: сгружали взрывчатку.

Сталелитейный завод и все соседние предприятия не спали. Ночная смена получила задание внимательно наблюдать за тем, где будут уложены заряды, куда ведут провода, где находится взрывное устройство. О работе не могло быть и речи.

В час ночи сосед постучал в окно.

— Вставай! Пора!

Потом они вместе молча шли темной ветреной ночью сквозь редкий снег. На сапоги налипала грязь. Они должны были лечь в эту грязь, потому что попасть на завод можно было только через дыру в заборе.

Взять кусачки и перерезать электропровода, ведущие к зарядам, не составляло труда. Но это следовало сделать в последнюю минуту. Иначе эсэсовцы могли изменить расположение мин.

— Ну вот и дождались, — заметил один. Он глядел в редкий туман, клочья которого развеивал ветер. Второй вытирал мокрое от дождя и снега лицо. Потом он обеими руками сжал кусачки. Провод лопнул.

— Давай тоже действуй!

В темноте гудела моторы. Части СС покидали завод. Низко над землей пронеслись истребители с красной звездой на крыльях.

Они ползали друг возле друга, с трудом переводя дыхание. Все-таки им было под пятьдесят.

— Ты можешь себе представить, что войне конец?

— Почему бы и нет… Вот только не могу представить, как будет потом.

— Как будет? Мы сразу заберем все в свои руки. Не то что во времена первой республики…

— Ну еще бы, ты — да не одержал верх! Одни только вы, коммунисты, и больше никто, да?!

— Нет, мы, коммунисты, но с нами — все!

— Это ты так думаешь… А я думаю…

Он не договорил. Из задних ворот завода с грохотом вылетел бронированный автомобиль. Он был последним и торопился.

Пулеметчик случайно заметил фигуры двух мужчин, которые, согнувшись, бежали вдоль стены, и, почти не целясь, нажал на гашетку. Прогрохотала очередь. Вскоре бронированный автомобиль исчез в тумане.

Завыла сирена, задрожала земля — это где-то, за горизонтом, двинулись танки.

А эти двое лежали рядом на мокрой земле, тихие, помирившиеся.

Мертвые.

Иржи Марек, «Творба», 1976, № 10.

Перевод И. Безруковой.

Карел Мисарж

Родился я в небольшом пограничном городке Плосковице в Литомержицком крае. Родители мои — сельскохозяйственные рабочие в государственном хозяйстве — после немецкой оккупации переселились в глубь страны. Окончив в Праге педагогическое училище, я стал учителем. Мой жизненный и творческий путь лишен взлетов и драматичности. Это тем удивительней, что я довольно часто менял род занятий и обстановку, в которой живу и работаю. Из идиллических городков северочешского края, где я учительствовал (там и начал писать свою первую книгу с ироническим названием «У нас спокойно», 1964), я перебрался в Прагу и стал воспитателем в колонии для несовершеннолетних преступников. Работа в колонии дала мне материал для первого романа «Училка» (1969), вызвавшего большой интерес читателей и критики и выдержавшего за короткое время два издания. Потом я работал на радио редактором передач для юношества, два года — на киностудии «Баррандов», затем — редактором журнала «Творба».