Доброключения и рассуждения Луция Катина (без иллюстраций)

– Так не бывает. Либо одно, либо другое. Надобно раз и навсегда решить для себя, кто вы: человек, чьи помыслы высоки, а чувства благородны, либо самец, следующий низменным инстинктусам.

– Но великий Руссо учит нас не стыдиться природности, не препятствовать ее зову!

– Руссо пошлый дурак. Весь смысл цивилизации в отдалении от природы, в движении от примитивного к сложному, от наготы и простоты к одежде и надежде – надежде на то, что на земле однажды воцарится Разум. Впрочем, кому я это говорю? – Беттина смотрела на него с отвращением. – По ловкости, с которой вы обхватили меня руками, видно, что у вас богатый опыт. В вас больше животного, чем человека.

Катин обиженно пробормотал:

– Неправда! Никакое я не животное! Закончим этот разговор. Виноват, ежели оскорбил вас.

Но фрейляйн так просто его не отпустила.

– Разве не ощущали вы себя животным всякий раз, когда хватали женщину за молочные железы или видели пред собой ее детопроизводительный тракт?

– Ощущал… – промямлил он, потрясенный формулировкой вопроса.

– Много ль разумного и возвышенного оставалось в вас в такие минуты?

– Совсем нисколько…

– Вот видите! Вы никогда не очистите свой разум, если будете уподобляться хрюкающему борову. А жаль, ибо я вижу в вас задатки большой личности. – Беттина покачала головой. – И мне грустно думать, что мы с вами не станем друзьями.

Молодой человек был потрясен. Чередой пронеслись постыдные воспоминания о купленной через постель поездке в Европу, о шаловливой ножке госпожи Буркхардт и о других подобных происшествиях из прошлого.

Беттина тысячу раз права! Довольно скотства! Да и не пора ли в зрелом возрасте двадцати четырех лет распрощаться с необузданной чувственностью, извинительной разве что в юные лета? Не довольно ль льститься мо́роками Венеры и позывами Флогистона?

Но тут он вспомнил про обещание, данное Ганселю.

– Касательно меня, человека обычного и производить потомство не обязанного, ваше суждение справедливо. Но принц Карл-Йоганн в ином положении. Он монарх, а монархии нужна преемственность. Вы же настроили ее высочество таким образом, что наследнику взяться будет неоткуда. От высоких чувств и благородных помыслов дети на свет не родятся.

– Разве конечная цель принца не превращение Гартенлянда через конституционную монархию в республику? – сказала на это фрейляйн фон Вайлер. – Карлу-Йоганну восемнадцать лет. Пока он состарится, всё население его страны постепенно достигнет дворянства. В конце концов принц передаст бразды не сыну, чьи способности непредсказуемы, а права на правление случайны, но ассамблее лучших граждан.

Возразить на это было нечего, да Луцию и не хотелось спорить с лучшей на свете женщиной – нет, с лучшим на свете человеком!

– Вы правы, во всем правы, – прошептал он, смахивая с лица капли, образовавшиеся и от дождя, и от слез. – Не лишайте меня счастия быть вашим другом!

– Это будет и мое счастье, – сказала Беттина. – Мы станем дружить вчетвером, мы вместе совершим великие дела, и наш союз войдет в историю! Поклянитесь мне, что никогда больше не будете глядеть с животным вожделением ни на меня, ни на других женщин!

– Клянусь! – Он сжал ей руку. – Это и прежде меня мучило, но теперь я свободен!

Луцию казалось, что яростный ливень смывает с него всё недостойное, грязное, постыдное. Хотелось вновь обнять и облобызать драгоценную подругу – уже по-братски. Но он не решился.

– Запомните этот миг. – Беттина потянула его за собой. – Идемте! У меня есть в ознаменование подходящий подарок для вас. Надеюсь, вы не из числа дикарей, кто считает, что только мужчины могут делать подарки?

– О нет!

У себя в комнате, сплошь уставленной книгами, превосходная фрейляйн подарила Катину трость железного дерева с набалдашником из слоновой кости в виде головы Минервы, богини разума.

– Смысл сей аллегории таков: всегда опирайтесь на разум, эта опора крепче железа, – напутствовала Луция подруга.

* * *

Ливень шел до позднего вечера с ровной, неостановимой напористостью. Через хляби небесные на Средний Ангальт излился целый океан воды. Луга обратились болотами, ручьи растеклись в реки, а дорога превратилась в жидкое месиво.

Карета, одолженная принцу Карлу-Йоганну, разбрызгивала во все стороны грязные фонтаны, конские копыта чмокали, будто по тесту. К ночи дождь ослаб, по крыше теперь стучали усталые капли. Друзья молчали, думая каждый о своем.

Его высочество уныло вздыхал. Луций то расцветал в улыбке, то гас и поникал головой.

Сразу после отъезда у них произошел чувствительный разговор. Катин корил принца за низменность его вожделений по Ангелике, повторяя доводы, приведенные Беттиной. Гансель оправдывался, потом винился и в конце концов пообещал никогда больше не помышлять о плотском.

– Я вижу, вам понравилась госпожа фон Вайлер, – сказал он. – Удивительная особа, не правда ль?

– Я и не знал, что такие бывают!

– Так женитесь на ней! – воодушевился принц. – У вас тоже будет чистый, белый брак, и мы заживем вчетвером, под одним кровом!

Луций в ответ привел соображение, мешавшее ему все время цвести улыбкой: