– Блюдите их и дальше. Отправляйтесь в Потсдам и объясните моему двоюродному дяде следующее. Ему выгоднее иметь Ангальт не союзником, от которого все равно никакого проку, а нейтральной страной. Я знаю, королю очень нужны солдаты, но каково воюет ангальтский полк, его величество уже видел. Предлагаю помощь получше. Наше княжество будет полностью содержать полк, который соберут и обучат опытные прусские инструкторы – только рекруты должны быть не ангальтцами. Преимущества для Пруссии очевидны. Во-первых, регимент будет воевать по всей вашей науке. Во-вторых, если он понесет потери или даже вовсе пропадет в сражении, Пруссия наберет новых солдат, а мы оплатим расходы. От нашего нейтралитета королю будут и другие прибытки, денежные. О них вам подробно расскажет главный казначей Драйханд. Скачите к вашему государю, майор. Передайте мои предложения и присовокупите, что в случае согласия на них мои неудачные приключения на мосту через Эльбу будут преданы забвению.
– Вы полагаете, король знает, как именно его люди намеревались вас убить? – спросил Катин, когда майор, отсалютовав, без единого слова вышел.
– Конечно нет. Дядя Фридрих любит повторять: «Секрет хорошего правления прост: окружаешь себя толковыми людьми, говоришь им, что надобно исполнить, и никогда не спрашиваешь, как они этого добьются». Король наверняка приказал лишь согнать с ангальтского престола несносного мальчишку и посадить Ульриха-Леопольда. Прочее – инженерия Шеера. И теперь, не желая, чтобы всплыли подробности провала, майор очень постарается убедить короля принять наши инициативы.
– Это очень умно́, – признал Луций.
– Нет, друг мой, это всего лишь хитро́. Умно будет, когда мы наконец перестанем тратить время на все эти никчемные глупости и займемся делом. Дядя не умер, значит, траура не будет, а стало быть тянуть с манифестом незачем. Завтра же на Совете утвердим его, а сразу после этого, как я обещал, объявим народу хорошие новости. Сядем в сияющую колесницу Разума и без отлагательств помчим в направлении земного парадиза!
Глава X
Но отлагательства все-таки возникли – увы, неизбежные.
Сначала опытные члены Гофрата посоветовали принцу дождаться ответа из Потсдама: что, если Пруссия не согласится на ангальтский нейтралитет?
Ответ пришел быстрее, чем ждали. Практичный Фридрих поздравлял Карла-Йоганна с восшествием на родительский престол и сообщал, что ежегодный взнос в двести тысяч талеров на содержание пехотного полка обеспечит княжеству полное дружелюбие со стороны Пруссии.
Но это было лишь полдела. Точно такое же предложение, в абсолютной секретности, было отправлено противоположному лагерю – чтобы не подвергнуться нападению со стороны австрийцев. Принц предложил императрице Марии-Терезии не только оплачивать полк, но и высокий интерес за размещенные в ангальтском банке деньги.
В Вене несколько удивились нежданным дарам, но приняли их с благодарностью. К концу лета дипломатическую безопасность княжества можно было считать более или менее гарантированной. «Более или менее» – ибо на твердость слова прусского короля слишком полагаться не следовало. Фридрих приютил изгнанного Ульриха-Леопольда у себя в Потсдаме, а это означало, что король держит под рукой запасного государя для Ангальта. Например, на случай, если тамошнее дворянство взбунтуется и скинет чересчур смелого реформатора.
Это обстоятельство – боязнь дворянского мятежа – было второй причиной задержки. Когда Катин заговаривал о сем с принцем, тот беспечно отмахивался. «Вы не знаете немцев, – говорил он. – Они ворчат, но не бунтуют. Конечно, старая знать взбеленится, но не посмеет идти против всеобщего ликования». «Ликования не будет, будет оторопь, – доказывал Луций, – а при таком состоянии умов чаще всего и случаются заговоры». Тщетно.
Принц, конечно, поступил бы по-своему, если б Катину не пришла в голову счастливая мысль обзавестись союзником, а вернее, союзницей. Нужно привлечь к подготовке реформы Беттину фон Вайлер! Во-первых, она сама изъявляла подобное желание, а во-вторых… Быть рядом с нею, слышать ее голос, видеть ее ясный, трезвый взгляд!
Молодой человек, даже не спросясь друга, отправил в соседнюю страну письмо, в котором поделился с фрейляйн своими опасениями и попросил рассказать о них ее высочеству. На следующий же день обе девицы прибыли в Гартенбург словно бы отдать визит – и обратно уже не вернулись. Это вышло как-то само собой.
Четверка была неразлучна с утра до вечера, горячо обсуждая насущные дела и предаваясь изящным досугам. «Я страшусь дня, когда Ангелика уедет», – однажды признался другу принц. «А зачем ей уезжать?» – пожал плечами Катин.