Добрые друзья

Мы оставили все холмы позади, и теперь наш взор обращен к просоленным и свистящим ветрами прибрежьям Северного моря. Здешний край похож на блюдце, изборожденное рвами и прямыми как стрелы дорогами. На севере и на юге видны пятна дыма, яркая паутина железных дорог и башни, что древнее далеких полей, которые они оглашают колокольным звоном: там маячат Питерборо, Или и Кембридж. Мы на самой кромке Болотного края. Эти земли выдернули из воды. Лишь кое-где мелькнет прежний мрачный хаос топей и тростника, ольхи и ситника; вдруг вспорхнет и закричит дикая птица. Все остальное давно превратилось в пастбища и неоглядные поля, сверкающие жнивьем, — от них кормятся ветряные мельницы и рассыпанные тут и там кирпичные фермы. В этих краях фермер жиреет; на его столе всегда есть мясо, пудинг и эль. Однако вас не оставляет чувство, что былое запустение еще не покинуло здешних земель. Быть может, дело в небе, которое днем может порадовать синевой и белыми облаками, а ночью — проблеском звезд, чего не встретишь нигде между Бервиком и Пензансом, — оно чересчур огромное, чересчур величественное и непостижимое для человека, если только человек этот не пришел, как в стародавние времена, просто поклониться Господу. Возможно, здесь слишком остро чувствуется суровое соседство Северного моря и ветреных степей. Или причина в том, что это низина: с наступлением темноты она вновь превращается в призрачные топи, населенные духами монахов. Как бы то ни было, запустение дает о себе знать: его не заглушишь скрипом самых тяжелых подвод с урожаем. Даже маяки кажутся не такими одинокими, как здешние крошечные фермы. Дороги тянутся и тянутся вперед, миля за милей, но ведут неизвестно куда. Поезда, с опаской пыхтящие по единственному железнодорожному пути, движутся будто бы без всяких отправных точек и пунктов назначения, а лишь неспешно бороздят здешние земли, подчеркивая стуком колес бесконечную тишину. Неуловимая печаль прерий окутала эти осушенные болота. Словно богач, который щедро раздает деньги, но никогда не улыбается, этот край изобилен и плодороден, однако в сердце его — дикая пустыня.