Добрые друзья

— Пастушья запеканка[9] — ни один уважающий себя пастух к ней бы не притронулся — второй раз за неделю, и уже в который раз чернослив! Субботний ужин называется! Сама-то, жирная свинья, прямо у нас под носом уплетает котлеты, сливки и бог еще знает что. Нет, это последняя капля, особо изощренная пытка. Ела бы она с нами из одного корыта, давилась бы тем же фаршем, черносливом и прочей мерзостью, я бы еще терпел. Так нет же, сидит и прямо на наших глазах лопает нормальную пищу, заставляет нас смотреть, как вкусная еда превращается в этот гадкий жир! Ни в какие ворота не лезет! Ну ничего, еще один такой ужин, и я сожру бутерброды и шоколад прямо у нее под носом! Нет, еда мне безразлична, Фелтон. Душа моя сродни звезде блестящей[10], определенно. Но я спрашиваю: можно ли достойно обучать молодежь, день-деньской биться с французским и историей, питаясь одним черносливом? Нет, нельзя.

— Согласен. Очень хорошо тебя понимаю, хотя… — Фелтон помедлил. — Чернослив мне даже нравится.

— Какой король? Ответь, прохвост, иль сгибнешь![11] — возопил Иниго, тыча трубкой в перепуганного Фелтона. — Кто не с нами, тот против нас! Изволишь кушать чернослив, Фелтон? Будешь валяться в ногах у этой гнусной тетки и, высунув язык, причитать: «Еще чернослива, пожалуйста! С кремом или без, только дайте еще чернослива!»?

— Не глупи, Джоллифант. — Фелтон поморщился. — И вообще, пастушью запеканку я тоже не перевариваю. Такая кормежка будет всю четверть, я предупреждал.

— Мне претят подобные беседы, — надменно проговорил его друг. — Позволь зачитать тебе пару строк из «Последнего рюкзака» — моего очерка, оплакивающего вымирание пеших походов. У тебя есть чувство языка, Фелтон?

— Не знаю. Наверное, есть. Слушай, я заскочу позже и послушаю, а пока давай разберемся со стиркой?..

Не успел Иниго вновь высказаться на сей счет, как в дверь тихонько постучали. То была мисс Калландер, и выглядела она так, словно только что убежала к себе в потоке слез и вышла из комнаты в облаке пудры. Она приходилась мистеру Тарвину дальней родственницей — высокая, пухлая девушка двадцати семи лет; в ближайшем городе ее постигла бы участь незаметной серой мышки, но в этой глуши она казалась почти красавицей, а для школьной экономки была и вовсе слишком хороша собой (особенно если учесть, что мистер Тарвин взял ее на работу в начале года, пока жена была в отъезде). Мисс Калландер пыталась угождать миссис Тарвин всего десять дней, однако задача эта уже начала казаться ей непосильной. Последние четыре года она была обручена с кузеном, работающим в Египте, но они то расторгали помолвку, то опять сходились, и сейчас мисс Калландер обдумывала письмо, которое вновь сделало бы их женихом и невестой.

Иниго широко улыбнулся ее вздернутому носику, круглому, стремительно жиреющему подбородку и довольно-таки глупым глазам. «Глаза раненой лани», — в которой раз сказал он себе, а вслух самым серьезным тоном проговорил:

— Какая честь, мисс Калландер…

— Ой, мистер Джоллифант! — пролепетала она. — Мистер Фелтон здесь? Ах, да вот же он. Мистер Фелтон, я насчет списков для стирки…

— Фелтон. — Иниго строго посмотрел на приятеля и вопросил: — Что там со списками?

— О них-то я и пришел спросить! — выпалил Фелтон.

Иниго осадил его повелительным взмахом руки и с глубокой нежностью поглядел на мисс Калландер — казалось, он вот-вот погладит ее по плечу.

— Насколько я понимаю, они нужны вам прямо сейчас?

— Да, как можно скорей. Миссис Тарвин просто озверела! — Ее глаза стали распахиваться все шире и шире, а рот приоткрылся.

— Ни слова больше! — в благородном порыве вскричал Иниго. — Я сделаю все, что под силу человеку. По крайней мере если Фелтон соизволит оказать мне небольшую поддержку. — Он принялся рыться в бумагах на столе, нашел какой-то листок и добавил: — А теперь вперед, друзья, в зал отдыха! И пусть нашим девизом будет бессмертное «Один за всех, и все за одного», определенно! Ведите, мисс Калландер. Господин Фелтон, возьмите эти бумаги и стряхните с души летаргический сон.

Вслед за хихикающей мисс Калландер они отправились в зал отдыха.

Пока Иниго аккуратно забивал и раскуривал свою нелепую трубку, после чего мечтательно улыбался, глядя сквозь пелену дыма на двух коллег, те успели составить все нужные списки.

— Ну, вот и все, — сказал он, пока мисс Калландер собирала бумаги. — Что будем делать дальше? Я не могу вернуться в свою чудовищную каморку и вновь взяться за перо. Вдохновение, мисс Калландер, драгоценное вдохновение исчезло, испарилось! Золотая повязка порвалась, Фелтон[12]. Хотя я не прочь помузицировать.

Мисс Калландер широко распахнула глаза.

— Но как?! То есть, где вы будете играть?

— Вы совсем забыли, — с достоинством ответил Иниго, — что внизу, в нашей прогнившей насквозь классной комнате, стоит инструмент — назвать его пианино язык не поворачивается.

— Ах, мистер Джоллифант! — Она издала крошечный смешок, выражающий одновременно восторг и страх. — Это вы забыли, что миссис Тарвин запретила играть на нем по вечерам. Правда ведь, мистер Фелтон?