Добрые книжки

— Да вы сами знаете, папенька, сколь много желающих с вами познакомиться, а особенно женщины падки до вас, чтоб поболтать по пустякам, личность-то вы известная. Был бы повод для знакомства, как говорится, а всякий за него ухватится. Возможно, и я своим поведением вызвал какой-никакой повод, но припомнить сейчас ничего не могу, а стою пред вами в недоумении. Даже, можно сказать, в растерянности.

— Ну ладно, деточка, ступай отсюда по своим делам, с тобой разговаривать особого смысла не вижу. — отпустил Алексей Николаевич милого ребёнка. — Да не шали, смотри, у меня; я ведь могу и мамаше всё рассказать — а она с тобой цацкаться не будет!..

Очень скоро Алексей Николаевич вошёл в здание школы, в которой и сам когда-то проучился несколько долгих незабываемых лет, усмехнулся и постучал в двери класса.

— Войдите! — пригласил его голос учительши, несколько отдающий овечьим блеянием.

— Вызывали, Серафима Ильинична? — учтиво поклонился Алексей Николаевич. — Я по поводу той просьбы, что вы в дневнике написали. С ребёнком-то я поговорил со всей строгостью, но он напрочь отрицает какие-либо хулиганские действия со своей стороны. Может, и врёт конечно, он у меня зачастую бывает страшным плутишкой, а может, просто позабыл о своём проступке — детская память, сами знаете, имеет свойство мгновенно рассеиваться.

Учительшей оказалась молодая и деликатно-строгая особа, в серенькой длинной юбке и белой блузке, которая, впрочем, могла выглядеть и излишне пикантной, если расстегнуть пару верхних пуговичек.

— Очень рада с вами познакомиться, Алексей Николаевич. — учительша поздоровалась за руку и пригласила сесть гостя на стул, предполагая разговор долгий и серьёзный.

— А вот кажется за той партой и я сидел. — весело осмотрел класс Алексей Николаевич. — Впрочем, сто лет уже прошло, и парты поменялись, а я на своей ножичком выцарапал три буквы HMR, крепко сжатых вместе, и символизирующих пристрастие ученика к тяжёлым музыкальным формам. Теперь-то из деток вряд ли кто такие три буквы выцарапывает.

— Отчего же. — засмущалась учительша. — Чего только не выцарапывают.

Алексей Николаевич подошёл к парте и осмотрел все её рисунки и надписи, многие из которых не отличались от фамильярных изречений столетней давности, но были и оригинальные тексты. Я есмь Дубъ Святой сообщал, к примеру, ученик с явно завышенной творческой самооценкой. Меня зовут Виталя — я реальный кекс! Я любую лялю разведу на секс! уведомлял друзей и подруг ещё один перевозбуждённый мальчик.Руки в масле, в жопе краник, здравствуй мама — я механик! очень спокойно и трезво оценивал своё будущее неизвестный ученик.

— Не любил я в школе учиться, Серафима Ильинична, правду вам скажу. — вернулся к прежнему месту Алексей Николаевич и расположился поудобней. — Не многие учителя обладали достойным педагогическим даром, а чаще всего либо неистовствовали, не сумев привыкнуть к детской глупости, либо мучили себя и деток бессмысленной излишней дисциплиной. А то, что излишняя дисциплина порождает тупость — это вы и сами должны отлично понимать. Но обо мне мы как-нибудь после поговорим, возможно, вы как-нибудь и к нам в гости на огонёк загляните, а сейчас вы мне обещали рассказать про преступления ребёнка, которого я на свет произвёл, отчего и несу всеобъемлющую ответственность. Я весь во внимание.

— Так уж и преступление. — чуть смутилась учительша. — О преступлении рано говорить, но проступок он совершил достаточно опасный, и мамы девочек обещали пожаловаться.

— Каких девочек?

— Тоси и Леры.

— Что же мой охламон сотворил с этими девочками? — напрягся Алексей Николаевич.

— Вы наверняка знаете, что месяц назад в нашей школе — а я добавлю, что вот в этом самом классе, конкретно вот на этом крюке — повесился дворник Агафон. Поговаривали, что он был слегка не в своём уме, поговаривали, что это его кто-то из завистников повесил, а выдал за самоубийство — милиция делает всё возможное, чтоб разобраться во всём этом деле, но столь вызывающая смерть в стенах школы породила среди учеников множество нелепых домыслов и фантазий. А уж ваш отпрыск знатный фантазёр на подобные случаи жизни, в этом отношении он от вас мало чем отличается.

Алексей Николаевич самодовольно улыбнулся.