Добрые книжки

— Да что вы, я своих деток и пальцем не тронул. — слукавил Алексей Николаевич. — Это в мальчике древние гены говорят, даже не гены, а семейные истории, зациклившиеся в некоторые памятные рефлексы и поведенческие конфигурации.

— Ваши предки были изрядно пороты?

— Не мои, Серафима Ильнична, не мои. Своих предков я помню, как простых и добропорядочных тружеников, лишь по праздникам позволяющих себе расслабиться не в меру и напроказничать. А вот у супруги моей был дедушка — который доводился бы прадедушкой нашему мальчику, если б до сих пор был жив — и вот он имел совершенно фантастическую биографию. Он даже прославился в медицинских кругах, и множество научных диссертаций получили высокую оценку, благодаря ему — да что говорить, раньше эта личность была весьма известна.

— Вы меня заинтриговали. Теперь извольте изложить подробности о вашем дедушке.

— Не о моём. Это дедушка моей супруги. Он прославился феноменальной выносливостью к телесным наказаниям. Только по документальным свидетельствам, имеющимся в архивах, в течении девяти лет его безжалостно секли двадцать четыре раза — по два и три раза в год — а сам дедушка заверял, что таковых сечений имелось более тридцати раз. Другой бы человек запросто умер на его месте, но дедушка выказывал удивительную живучесть.

— Розгами секли?

— И плетьми, и розгами, и чем придётся. В первый раз он был порот розгами за кражу пожитков у коллежского секретаря Бергнера, второй раз был бит батогами за кражу овчинного тулупа у крестьянина саратовской губернии Кочеткова, затем выпорот плетьми за кражу сапог из торговой лавки вдовы купца Анохина — и это всё свершилось буквально за одну неделю, после праздника восшествия на престол императора Николая II. Как уверял дедушка своих экзекуторов и судей: на мне всё заживает, как на собаке, не извольте беспокоиться!..

— Вот так дедушка! — воскликнула учительша.

— В следующем году он был исполосован плетьми за регулярную кражу с крестьянских огородов овощей, и бит батогами за угон лошади с телегой у мещанина Якова Прицкера, оказавшегося дальним родственником уездному секретарю Мошнову, у которого дедушка выкрал золотой портсигар с портретом возлюбленной девицы, оказавшейся также родственницей мещанину Прицкеру, отчего история получила неблаговидную огласку, а дедушка был высечен розгами. В следующем году его опять били батогами за полученную от невоздержанности венерическую болезнь, через год — за кражу слона из бродячего цирка, ещё через год он был пойман за распространение антиправительственных прокламаций и отправлен в солдаты, где за воровство из штабной канцелярии денег и генеральского обмундирования, был гоняем шпицрутенами через тысячу человек восемь раз.

— И остался жив??

— Уж было священника пригласили, Серафима Ильинична, для принятия предсмертного покаяния из уст злодея, но дедушка очнулся через пару месяцев, проведённых в больничной палате каземата, и сообщил, что он не из тех пройдох, кто оставляет начатое дело на половине пути. Через год он предстал перед воинским судом, который за побеги из службы и регулярно чинимые у разных людей воровства приговорил дедушку к наказанию кнутом, вырезанию ноздрей и посылке на каторжные работы в нерчинские рудники навечно. После чего, можно сказать, на дедушку сыпались одни телесные наказания за другими, о которых дедушка рассказывал, как о пустяках нестоящих внимания. За покражу у товарищей по каторжным работам — Бергнера, Степанова и Завьялова — денег и пожитков на сумму 93 рубля 21 копейка (ассигнациями) он вновь был наказан прогнанием шпицрутенами через тысячу человек десять раз, однако же, в раскаяние за содеянные преступления не пришёл, а обещал и впредь покушаться на преступные деяния, отчего произвёл в министерстве юстиции оглушительный фурор. И дабы справедливый суд торжествовал и преподавал уроки назидания всем иным неблагонадёжным элементам, дедушка был приговорён к смертной казни через повешенье. Только октябрьская революция семнадцатого года спасла дедушку от петли, и позволила провести остаток жизни в тёплом семейном кругу и под наблюдением заботливых докторов.

— Я не могу поверить всему от вас услышанному. — практически разинув рот, учительша выслушала рассказ Алексея Николаевича. — Надеюсь, вы не специально преувеличивали тяжесть наказаний, хотя даже при наличии преувеличений, судьба вашего дедушки изумляет.

— Нет, извольте мне во всём верить, Серафима Ильинична, я никогда бы не задался целью обманывать педагогов своих детей. Да вот, посмотрите, у меня имеется фото этого удивительного человека. Совершенно случайно я его захватил с собой — наверное чувствовал, что вы заинтересуетесь перипетиями столь необыкновенной личности.

Алексей Николаевич вытащил из бумажника очень хорошо сохранившуюся фотографию и показал учительше. С фотографии смотрел усталый, но довольный собой старичок, при одном взгляде на которого, сердце наполнялось оптимизмом.

— Какой приятный на вид дедушка. И ухоженный.

— Да уж, было кому о нём позаботиться.

— И не скажешь, что такой старичок был регулярно порот. И ноздри целы.