Пронырливый автомобиль, ведомый весёлой рукой Дмитрия Романовича, остановился у берега, неподалёку от шероховато свистящего шоссе, и приятели выгрузили скворечники и инструменты, намереваясь тут же, на ближайших берёзах с осинами, их и развесить.
— Помню, шёл я как-то по этому самому мостику и вдруг замер. — взволнованно указал на мост через речушку Алексей Николаевич. — Стою, постигаю
— Пора бы вам, батенька, до
— От избытка сердца ваши уста глаголют, и мне сие слушать радостно. — поддержал словесную витиеватость Алексей Николаевич. — Тут ведь в чём положительный нюанс имеет место быть? А в том, что шило завсегда своё место в кармане обретает, а на патоку наш нос неизменно востёр. Вот эти загадочные возможности человеческой затейливости тоже надо каждому понимать, как он того хочет, и выводы делать. Реки и мосты — они ведь зачастую в неожиданных местах являются и неожиданными свойствами удивляют. Вот идёшь, вроде бы, на речку-матушку Которосль рыбки половить, а оказываешься на реке времени, и от Харона, выклянчивающего деньги на опохмелку, удочкой отбиваешься!!
— Старики в наших краях завсегда баяли: кого Которосль засмущала — тому водорослью по сусалам!.. Старики завсегда в наших краях голодали насчёт недостатка рыбки, да и ещё совсем недавно тревожные времена были, и как мы их пережили — одному Богу известно.
— Ой ли?
— Доподлинно тревожные. — вздохнул Дмитрий Романович. — В рыбнадзор меня постоянно в те времена вызывали и попрёками кормили. «Нам уготовано, — говорят. — нести нелёгкое бремя и двигаться по одной и той же прямой, имя которой Время, а вы тут пытаетесь плыть против течения, хотите и рыбки съесть и на хрен сесть. Не получится» — «Как же так, — спрашиваю. — не получится, если с голоду брюхо подводит, а рыбка завсегда осуществляла функции прокорма?» — «А вот так. — говорят. — Но очень скоро мы все реки закуём в бетон, и всё одно от вашей рыбы следа не останется. Будете гулять по гранитным мостам и в чистейшую лазурь поплёвывать с точки зрения обыкновенного хулиганства и самодовольства.»
С тихим клёкотом в небе промелькнула волжская чайка, непонятно за какой надобностью залетевшая на расторопную мелкую речушку.
— Такие у людей в головах имелись непозволительные мысли. — добавил Дмитрий Романович. — Которые явной пользы общественности не несли, а сохраняли весь лютый и прогнивший зашквар. Я бы вообще запрещал людям без пользы мыслить. А некоторых сразу бы на кичу отправлял — из вековых сосен спички строгать.
— Эх, Дмитрий Романович, вам ли не знать, что мысль — она штука деликатная. — задумчиво вымолвил Алексей Николаевич, стараясь пронизать взглядом вешние воды. — Мысль сперва уловить надо, а только затем определить на нужное место и запечатлеть. Я когда в тот злополучный раз стоял на мостике, сперва и не думал вовсе об
— Вы же были активным советским ребёнком, Алексей Николаевич, чего вы жалуетесь? — удивился меланхолии друга Дмитрий Романович. — Советский ребёнок был крепок как кремень. Советских детей даже приучали к выживанию в условиях высокого радиоактивного фона. Приручали так, чтоб после ядерного удара, даже пятилетний ребёнок мог спокойно играть на улице в куче радиоактивного пепла.
— Как говаривал Ленин: материя — это есть объективная реальность, независящая от нас и данная нам в наших ощущениях. Отсюда и возрастные кризисы.
Дмитрий Романович в ответ протянул молоток, гвозди и праздничный свежесколоченный скворечник.
— Это всё вздорная философия и лирика, а нам пора приниматься за работу. Птицам ночевать негде — а на улице до сих пор ещё холодно. Синоптики ночные заморозки обещают.
— Пора, пора… — пробормотал Алексей Николаевич. — Кстати, мною давно замечено, что если кастрированный кот — это самое домашнее и ленивое существо на свете, то заядлый труженик сравним с резвящимся молочным поросёнком, не подозревающим своего близкого конца. А что вы думаете, как бы в этой ситуации поступил ваш братец — Алексей Романович?
— На месте кастрированного кота?