Добрые русские люди. От Ивана III до Константина Крылова. Исторические портреты деятелей русской истории и культуры

На самом деле Суворов сказал: «Так, он умен! Очень умен! Сам Рибас его не обманет». А поводом послужили следующие обстоятельства — командовавший под Измаилом флотилией Иосиф де Рибас решил самостоятельно взять Измаил десантом с моря и «обскакать» тем и Суворова и Кутузова и прочих военачальников. Имея в виду эту цель, он попросил у Суворова сухопутные войска, которые погрузил на борт кораблей, выгрузив пушки на дунайский остров. Эта «хитрость» ставила под угрозу весь суворовский план штурмовой операции. Разгадав замысел де Рибаса, Кутузов сообщил его Суворову, тот лично проверил информацию и приказал адмиралу выгрузить войска и вернуть назад пушки.

Никаких поведенческих изменений, которые говорили бы о повреждении лобных долей мозга, мы не наблюдаем у Кутузова ни после первого, ни после второго ранения.

В ходе кампании против Наполеона в Австрии в 1805 проявились те военные хитрости Кутузова, которые составили характерную особенность его полководческого почерка в 1812 году. После сдачи австрийцев при Ульме Кутузов отступает, оставляет Вену (сдавать неприятелю столицу для той эпохи не было чем-то экстраординарным и отнюдь не означало поражение в войне), морочит Мюрату голову переговорами о капитуляции и за это время успевает оторваться от французов на два перехода.

Пожалуй, ни один военный историк не обвинял Кутузова за эту кампанию в медлительности, пассивности и нерешительности, напротив — он проявил максимум энергии и изворотливости, чтобы вывести свою армию из-под удара. Когда в 1812 году, накануне Бородинского сражения, Наполеон воскликнул: «Вот оно, солнце Аустерлица!», он имел в виду, что, как и в 1805 году, долгая погоня за Кутузовым оканчивается сражением, в котором он рассчитывал одержать сокрушительную победу.

Однако кампания 1805 и впрямь привела к ухудшению кутузовского здоровья, так как блестящие маневры Кутузова закончились трагическим поражением при Аустерлице — против этого сражения Кутузов возражал. В ходе сражения Кутузов был ранен в третий раз, шарпнелью в правую щеку, аккурат, под травмированный глаз, и состояние этого глаза начало ухудшаться, однако до конца он так никогда и не ослеп.

Русский генерал глазами француза

Характеристика Кутузова французским «белоэмигрантом»[16] генералом А. Ланжероном (на которую особенно «налегает» группа Пройля), относящаяся к 1811 году, когда Кутузов воевал против турок в Румынии и мастерскими маневрами полностью разгромил турецкую армию при Рущуке и Слободзее и принудил султана к миру, так же, на деле, далека от образа пассивного, нерешительного, не знающего что предпринять человека.

«Сначала он прямо поразил меня своей неутомимой деятельностью, к которой мы совсем не привыкли, но его энергия скоро остыла, и обычная леность, по-прежнему, вошла в свои права», — ни о каком постоянном отсутствии энергии, как видим, речи вести не приходится, а периоды активности и хандры, пожалуй, ещё более выраженные, имелись, к примеру, у князя Потёмкина-Таврического, которого в голову никто никогда не ранил.

«Кутузов участвовал во многих сражениях и получил уже настолько опыта, что свободно мог судить как о плане кампании, так и об отдаваемых ему приказаниях. Ему легко было различить достойного начальника от несоответствующего и решить дело в затруднительном положении, но все эти качества были парализованы в нем нерешительностью и ленью физической и нравственной, которая часто и была помехой в его действиях. Однажды, в битве, стоя на месте, он услыхал издалека свист летящего снаряда; он настолько растерялся, что, вместо того, чтобы что-нибудь предпринять, даже не сошел со своего места, а остался неподвижен, творя над собой крестное знамение», — пишет А. Ланжерон. Здесь очевидно, что француз просто не понял психологии русского генерала — ни личной, ни национальной и приписывает лени и растерянности то, что объясняется христианским смирением и уверенностью религиозно настроенного Кутузова, что без воли Божией ни один волосок с головы не упадет.

«Вставал он очень поздно, ел много, спал 3 часа после обеда, a затем ему нужно было еще два часа, чтобы прийти в сознание». Тут А. Ланжерон противоречит не только многочисленным свидетельствам, что из-за проблем с кишечником Кутузов ел один раз в день, но и самому себе. Постоянно сонный, переутомленный старик у него в то же время выступает как сексуальный гигант с гаремом. Ситуацию с юной Луксандрой Гулиано француз тоже оценил неверно. «Луксандра Гулиано была не простая валашка, а дама из высшей знати, принадлежавшей к прорусской её группировке и этой самой группировкой Кутузову преподнесенная в дар и залог их тесного единения», — отмечает современный автор.