Добрые русские люди. От Ивана III до Константина Крылова. Исторические портреты деятелей русской истории и культуры

Решительный сторонник К. Тона академик И. И. Свиязев утверждал: «Стиль Тона является русским потому, что образцов подобного зодчества вы не найдете ни у какого другого народа, а наш мудрый царь и его народ в проектах Тона с первого взгляда опознали что-то знакомое, родное, потребовали от него национальных проектов во все концы неделимой России».

В Москве возводится новый императорский дворец, теперь ставший символом российской государственности. Услышав сожаления архитектора Горского о том, что обречен на разрушение прекрасный Теремной Дворец, государь запрещает его трогать, сохранив до нашего дня этот памятник русского зодчества.

При строительстве дворца потребности современной пожароустойчивой императорской резиденции были совмещены с необходимостью сохранения исторического наследия. В состав дворца следовало интегрировать Теремной Дворец XVII века и Церковь Спаса на Бору (XIV в., снесена при большевиках). Архитектурное решение нового императорского дворца было задано как развитие мотивов сохраняемого Теремного Дворца при увеличении масштаба. К. Тон справился с этой задачей, причем в XIX веке близость двух дворцов была гораздо более очевидной, так как сам дворец был окрашен в цвет розовой охры, а крыши имели более выраженный двускатный характер, как и в Теремном.

Интерьеры Теремного дворца, дошедшего от XVII века с голыми стенами, создал выдающийся живописец Ф. Г. Солнцев. Ранее Солнцев в многотомном альбоме «Древности российского государства» решил грандиозную задачу по разработке визуального русского стиля дизайна на основе исторических образцов. И вот он получил шанс реализовать выработанную им концепцию на практике. Наш современник, узнав о том, что интерьеры Теремного дворца созданы в XIX веке, обычно испытывает изумление, настолько органично Ф. Солнцев реализовал образность допетровского русского стиля.

Создание Большого Кремлевского Дворца интерпретировалось современниками как торжество русского национального стиля и национальной идеи. Дворец выступал зримым средоточием русской государственной истории в течение столетий. Создавая этот дворец, Николай I как бы символически утверждал столичный статус Москвы, восстанавливая оборванную при Петре связь.

«Кремлевский дворец мой, изящное произведение зодчества, будет достойным украшением любезной моей древней столицы, тем более что он вполне соответствует окружающим его зданиям, священным для нас и по соединенным с ними воспоминаниям веков минувших и великих событий отечественной истории», — подчеркнул в речи на освящение дворца император.

Русское и по-русски

В расцвете идеала Народности в русской литературе, музыке, искусстве, социальной и философской мысли, приходящемся на эпоху Николая I, нет, в этом смысле, ничего случайного. Опера М. И. Глинки «Жизнь за Царя» и прославление Ивана Сусанина напрямую вытекают из идей императора. Народное начало, будь то в поэзии А. С. Пушкина или А. С. Хомякова, встречает его горячий отклик. Нет ничего более нелепого, чем противопоставлять Николая I и славянофилов, как это, порой, делается в публицистике.

Идеи славянофилов были выражением самого духа николаевского царствования, выразителем которого и проводником в образовательной политике стал министр просвещения граф С. С. Уваров. Его знаменитая формула «Православие. Самодержавие. Народность» была отражением мыслей самого императора и призвана была утвердить те самобытные начала, которые Россия ещё сохранила незыблемыми и не поврежденными. Уваров систематически покровительствовал славянофилам — и хомяковскому, и погодинскому кружку (между которыми, по большому счёту, не было серьёзного различия), приглашал к совместной работе, расхваливал перед императором, предупреждал об угрозах со стороны недоброжелателей…

Основными принципами работы уваровского министерства стали: стандартизация образования (без которой единая нация немыслима); замена иностранных преподавателей на природно-русские кадры; содействие русификации польских и немецких окраин; и, наконец, русификация самих русских, открытие той Атлантиды, которой к тому моменту была историческая Россия даже для образованных русских людей — обнаруживались новые рукописи и издавались древние акты, увеличено было число часов для преподавания русской литературы (не исключая древнюю) и истории. «Новое поколение лучше знает русское и по-русски, чем поколение наше», — подводил С. Уваров итоги своей работы, отразившиеся на его собственной семье: в то время как сам граф лучше владел французским, чем русским, его сын Алексей Сергеевич стал видным специалистом по древнерусскому искусству и основателем русской научной археологии.

Именно через самооткрытие себя Россией в ходе осуществления николаевско-уваровской образовательной программы, и приходило то осознание величия и самобытности русской цивилизации, выразителями которого стали славянофилы. Расхождение между славянофилами и императором было не в направлении движения, а исключительно в его темпах.

Служу не себе, а вам всем