Добрые русские люди. От Ивана III до Константина Крылова. Исторические портреты деятелей русской истории и культуры

Появились «жандармы-вешатели», терроризировавшие русских крестьян, священников и помещиков: не угодил мятежникам — в петлю. Часть этих жандармов составляли… польские ксендзы, не считавшие зазорным марать себя кровью.

«Была одна помещица, графиня Забелло, имевшая мужество и силу воли не покоряться подпольному польскому Жонду. На усадьбу этой несчастной женщины перед рассветом налетели повстанцы, сняли люстру в гостиной и на её место повесили хозяйку дома, — вспоминал один из военных начальников при М. Муравьёве, князь Н. Имеретинский. — Одному пленному армейскому солдату повстанцы распороли кожу на груди, вывернули её на обе стороны, да еще приговаривали: „Вот, ты был армейским, а теперь гвардейцем! Жалуем тебе лацкана!“».

Особенно жестокой была война между поляками и русскими старообрядцами, во множестве жившими в Ковенской губернии. Скажем только в одну ночь бандой ксендза Мацкевича у околицы Ибяны вблизи Каунаса было повешено после истязаний 11 человек старообрядцев.

Польской пропаганде и понадобилось с таким остервенением раскручивать герценовский мем про «МуравьёваВешателя» именно потому, что нужно было отвлечь внимание публики от жандармов-вешателей.

Поляки пользовались общим сочувствием «прогрессивных кругов» в России, призывавших покончить с оккупацией. Пономарь революции А. Герцен в своем «Колоколе» визжал, подстрекая поляков убивать «гадких русских солдат», а офицеров призывал дезертировать, при этом убеждая их, что нет ничего страшного в том, что от России отделится Польша, Украина или Сибирь.

Международное положение так же было тревожным — в Париже требовали интервенции в Россию, чтобы освободить несчастных поляков. Лондонская пресса расписывала «кровавые русские репрессии», когда они ещё даже не начались. Одно время в Санкт-Петербурге показалось, что Варшава уже навсегда потеряна и стоял вопрос только так: удастся ли не отдать полякам Белоруссию и Малороссию?

Именно поэтому в Вильну, столицу Северо-Западного края, а отнюдь не в Варшаву, был назначен генерал-губернатором Михаил Николаевич Муравьёв. Северо-Западный край тогда включал в себя Витебскую, Могилевскую, Минскую, Гродненскую, Виленскую и Ковенскую губернии.

Ради этого назначения Александру II пришлось отчасти переступить через себя. Незадолго до этого он сместил Муравьёва со всех постов из-за расхождения во взглядах на крестьянскую реформу. Однако спасение России было для Государя выше личных антипатий.

М. Муравьёв принял на себя ответственность, но сразу оговорил, что будет действовать по своей системе. Краеугольный камень этой системы состоял в том, что Западный край — русская земля, там живут русские люди. Именно поляки, там оккупанты, которые ещё и посмели стать мятежниками. Подавление мятежа будет проводиться без всякой снисходительности и уступок полякам и будет сопровождаться обрусением края.

Вот как Михаил Николаевич вспоминал свой диалог с императором: «Я с удовольствием готов собою жертвовать для пользы и блага России: но с тем вместе желаю, чтобы мне были даны и все средства к выполнению возлагаемой на меня обязанности… Необходимо, чтобы как в Западных губерниях, так и в Царстве была одна система, — строгое преследование крамолы и мятежа, возвышение достоинства русской национальности и самого духа в войске, которое теперь негодует оттого, что оно, будучи постоянно оскорбляемо поляками, не имело даже права противодействовать их буйству; необходимо дать решительный отпор иностранным державам, которые будут всеми средствами опорочивать предлагаемую мною систему строгого преследования мятежа и польского революционного духа».

В своих воспоминаниях Муравьёв самыми мрачными штрихами характеризует ту ситуацию, которую он застал в смущаемом мятежом крае: