Добрый доктор из Варшавы

Девочки собираются. София подзывает его, когда они выходят из комнаты.

– Ты что-то забыл.

Она целует его. Как же не хочется отпускать ее руку.

– Я зайду перед сменой.

* * *

Но к комендантскому часу он по-прежнему не знает ничего нового.

В ту ночь в бальном зале Миша читает при свете керосиновой лампы. Давидек подходит и садится на край Мишиной кровати, нервно покусывая кожу большого пальца, его длинное тощее тело ссутулилось. Он не хочет ни о чем говорить, но Миша знает, что мальчик все еще не может прийти в себя. Сегодня он стал свидетелем жестокого избиения у ворот гетто. Наконец Давидек успокаивается, зевает, чувствуя, как от усталости закрываются глаза, и устраивается в своей постели. Вскоре Миша слышит, что мальчик заснул. Ночь жаркая, за плотными шторами окна открыты. Легкий ветерок, слегка отдающий чем-то кислым, обдувает комнату, холодя голые руки Миши, сидящего в одной майке.

Книга открыта, но его мысли уносятся далеко-далеко. Что сейчас делает София? Спит ли она или разговаривает с Кристиной? Когда ее нет рядом, он все время волнуется. Тревога проходит, только когда он снова обнимает ее, живую, здоровую, теплую.

Три года назад в это время они были в «Маленькой розе», запускали с детьми воздушных змеев. Тогда казалось, что лето создано для танцев в парке, мороженого в кафе у Вислы, дремы на солнышке.

Он прислушивается к звукам с улицы за стеной гетто. Оттуда раздаются голоса и пение людей, выходящих из кафе на углу, шум автомобилей и трамваев.

Еще какой-то шум. Медленно приближается машина, ее колеса гулко дребезжат, ударяясь о булыжную мостовую, шум эхом разносится между домами. По эту сторону стены. У жителей гетто нет машин, она может быть только немецкой. Что же немецкий автомобиль делает здесь в такой час? Миша прислушивается, от страха озноб пробегает по рукам и ногам, но машина с грохотом проезжает мимо их дома, и он вздыхает с облегчением.

Через несколько домов автомобиль останавливается, но двигатель работает. От звуков, доносящихся с улицы, мальчики просыпаются и замирают, сидя в кроватях. Они слышат, как, грохоча сапогами, приехавшие входят в здание неподалеку, как оттуда несутся оглушительные крики, и снова по улице топают сапоги. Миша подходит к окну, осторожно выглядывает наружу, отогнув уголок шторы. Фары автомобиля ярко освещают улицу. Резкий голос выкрикивает по-немецки приказы. Мужчины пытаются убежать по мостовой, охранники, не выходя из машины, стреляют в них. Гогот, затем машина уезжает, трясясь и задевая темные фигуры, лежащие на булыжниках, – тела убитых.

До самого рассвета по гетто эхом разносятся выстрелы. Еще одна ночь кровавой бойни, совсем как в апреле. Утром на всех улицах лежат накрытые тканью тела.

* * *

Миша получает сообщение. Марек вызывает его на встречу на улице Слиска в задней части дома. Связной выглядит изможденным, прячет руки в карманы короткого синего пальто.

– Есть какие-нибудь известия от Якуба? Почему отменили доставку в прошлый раз?

Лицо Марека пустое и серое.

– Якуб мертв. Его застрелили на той стороне.

– Застрелили?

Перед глазами встает Якуб Фридман, полный жизни, его темные волосы и румяная кожа, его уверенная манера держаться. Миша подносит руку к глазам, чтобы сдержать набежавшие слезы. Нелепая случайность унесла жизнь прекрасного человека. Только сейчас нет времени для слез.

– Он был хорошим другом тебе и мне, – хрипло говорит Марек, не глядя на Мишу, пока тот вытирает слезы. – Многие люди полагались на Якуба.

– Но как же теперь мы будем добывать припасы? Для приюта?

Марек подходит ближе.

– Мы ничего не можем. Слушай, ты должен знать, что Якуба поймали за попытку пронести пистолеты. Его кто-то выдал. Как иначе гестапо могло узнать, где искать оружие? Все кончено, Миша. Ты больше не знаешь меня, я тебя. Мне очень жаль. Я понимаю, трудно, дети. – Он указывает на дом. – Но сейчас мы прекращаем борьбу, иначе нас убьют. Мне жаль.

Он быстро уходит.

Потрясенный убийственной новостью, Миша возвращается в приют и идет прямиком в главный зал. Дети спокойно читают или делают записи в дневниках. Младшие строят из кубиков домики. Группа постарше мастерит театр из картонной коробки, где прожектором служит фонарик.

Корчак поднимает глаза и видит лицо Миши.

– Поговорим позже, – говорит он сидящему рядом мальчику и спешит к Мише.

– У тебя такой вид, будто ты встретил привидение.

– Фридмана застрелили за контрабанду.

Корчак пошатнулся.

– Соль растворяется и исчезает, дерьмо поднимается, и его все больше, – сердито говорит он.

* * *

– У нас же есть рикша, – говорит София в тот вечер. Кристина заняла у Татьяны деньги на покупку красного трехколесного велосипеда с пассажирским сиденьем. Она хранит его во дворе за кафе и сдает в аренду, чтобы погасить ссуду.

– Кристина дает рикшу мальчикам постарше, чтобы они могли немного заработать. Ты тоже можешь брать ее, Миша. А я попытаюсь найти работу репетитора.

Она осекается. Даже богатые люди теперь начинают голодать, вот и ее дядя больше не может платить за уроки девочек.