На следующее утро Миша с рассветом выходит на пустынную улицу. Татьяна Эпштейн стоит возле кафе с опущенными жалюзи, закрыв рот фартуком. Через несколько домов от них люди смывают с тротуара пятна крови и, мерно шаркая метлой, сметают в сливное отверстие темную воду.
– Ой, Миша, старика и его сына из тридцатого дома расстреляли, тела бросили прямо на мостовую, словно они собаки. Старик и мальчик, за что их, они и мухи не обидят? Сегодня я кафе не открою. На работу никто не пришел. И скажи Корчаку, чтобы и он сегодня никуда не выходил.
– Скажу.
Он собирается уйти, но Татьяна зовет его обратно.
– Неужели это правда? И вчерашняя стрельба значит, что они взялись за Варшавское гетто? Неужели нас ликвидируют, как в Люблине? К нам в кафе зашел мужчина из Люблина, будто с того света явился. Успел сбежать до того, как всех отправили куда-то на восток. Я не знаю, чему верить. Постоянно появляются новые слухи, один страшнее другого.
Первая мысль – поскорее узнать, что с Софией. Забыв об опасности, Миша решительно направляется в квартиру на Огродовой. Над гетто нависла зловещая пелена страха, ставни закрыты, улицы обезлюдели. На деревянном мостике через Хлодную никого. Но у здания суда на улице Лешно горстка людей стоит перед наклеенным нацистами объявлением. Миша подходит к ним и читает написанное черными чернилами сообщение.
Казни были необходимы, чтобы очистить гетто от неблагонадежных элементов, говорится в нем. Законопослушным гражданам бояться нечего. Каждый должен снова открыть свой магазин или заняться своими делами.
Когда Миша подходит к дому Софии, на улицах уже снова появляются люди. Весть о сообщении распространилась по гетто и успокоила людей.
Свернув на Огродову, он замечает мальчика из коммуны Дрор. Миша догоняет его и спрашивает, нет ли новостей, может, Ицхак узнал что-нибудь.
Бледный как полотно мальчик отвечает:
– Ицхак? Разве вы не слышали? За ним и его женой Зивией пришли вчера вечером. К счастью, ему успели сообщить, что за ним охотятся, и они с Зивией спрятались у друга. Но у охранников в списке было определено количество жертв. Тогда вместо них забрали мальчика и его отца из квартиры снизу. Просто чтобы выполнить план. И скажи Софии, что занятия отменены.
Через несколько дней уезжает Сэмми. После его отъезда тревогой охвачены не только дети.
– Думаете, мы поступаем правильно? – спрашивает Стефа. – Может, попробуем вывести их из гетто по одному? Есть одна польская медсестра Ирена, так она вывозит детей в сумках, ящиках с инструментами и даже в гробах.
Корчак пристально смотрит на нее. Как можно запереть перепуганного ребенка в гробу, в темноте, в одиночестве?
– Нет, пусть остаются вместе. Пока идет война, лучше всего им быть здесь, с нами. Ничего, справимся, нам не привыкать. Не в первый раз мы спасаем наших детей от немцев.
София ждет вестей от руководителя своей ячейки. После них она ощущает прилив сил и еще больше хочет стать настоящим борцом. Однако вестей все нет.
Корчак по-прежнему читает лекции по понедельникам, как обычно, дома, хотя слушателей все меньше. Однажды она с удивлением замечает в задних рядах Ицхака.
Миша с серьезным лицом слушает его. Он поворачивается, когда она подходит к ним.
– Плохие новости. Сегодня утром гестапо арестовало руководителей двух ячеек, – рассказывает ей Ицхак. – Их будут пытать, чтобы выведать имена других. Я пришел предупредить тебя.
София ахает.
– Какой ужас.
Жестокость гестапо хорошо известна.
– Поэтому будьте предельно осторожны. – Ицхак отходит от них. Он должен предупредить других.
Миша не в силах расстаться с Софией. Он идет с ней в квартиру на Огродовой и всю ночь спит на стуле у кровати сестер. Они никогда не чувствовали такой близости, никогда так не наслаждались присутствием друг друга, никогда не любили сильнее. Даже страх, который покидает их только во сне и тут же возникает, стоит им проснуться, не может помешать их любви. Кристина встает очень рано и тихо выскальзывает из дома.
Он ныряет в кровать и обнимает спящую Софию.
От стука в дверь они застывают. Это мальчик из коммуны Дрор. Он рассказывает им, что обоих мужчин страшно пытали, но ни одного имени не слетело с их губ.
Опасность миновала, новых арестов нет, хотя нет и надежды на организацию сопротивления.
И теперь, после той страшной ночи, когда все подпольные газеты были разгромлены, полмиллиона людей, оказавшихся в ловушке под названием «гетто», будут знать только то, что угодно нацистам.
Проходят недели. В воздухе чувствуется весна. Из-за стены веет слабым ароматом сирени. На голубом небе сияет безмятежное солнце.