Чарли расцвел.
– А потом я подал на них в суд за дискриминацию, – сказал он. На самом деле это был оплачиваемый отпуск от Уоррена, который помог держать Чарли на расстоянии от больницы на протяжении трех месяцев, но выплата по решению суда – это примерно то же самое, а звучит гораздо лучше. – Они предложили договориться вне суда, и я получил около 20 000 долларов{237}
, так что…–
– Да-да-да, – сказал Чарли, – и тогда меня отправили в эту больницу после попытки суицида… так что вот еще один поворот в истории. – В газетной статье упоминалось его пребывание в психиатрическом отделении Мюленберга. Эту историю он любил рассказывать. – У меня тогда тянулся развод. Я был в Уоррене. А потом я начал… кое с кем говорить.
Пип-пип-пип. Эми нащупала в сумочке будильник. Он сигнализировал о том, что детективы должны перевернуть кассету. Чарли подождал, пока она вернулась в позицию слушателя, чтобы продолжить историю.
– Так вот, я начал… встречаться с кем-то… в романтическом смысле. Технически я разводился и… думала она или нет…
Эми взвизгнула:
– Ты изменял жене?
– Да… ну я же разводился.
– Так ты
– Ну, – сказал Чарли, – технически это было
– Технически, – передразнила Эми.
– Технически, – сказал Чарли. Точно так же, как сейчас он
Однако после визита копов, обыскавших дом, и игривых сообщений от Эми на автоответчике Кэти была убеждена, что Чарли с Эми собираются сбежать в Мексику, как отчаянные. Не самая худшая идея: Чарли даже одет был соответствующим образом.
Чарли снова рассказал Эми историю про преследование Мишель, превращая ее в дешевый любовный роман. Она ему нравилась, но возникло недопонимание, которое привело к этой дурацкой ситуации, когда он… э-э…
– Вам что-нибудь принести? – Эми повернулась. Это снова был надоедливый официант.
– Знаешь что… как там тебя? Джефф? Джоэл. Джоэл, давай мы тебя позовем, когда будем готовы, хорошо?
Эми проследила, как он ушел. Из-за него и свободного полета мысли Чарли она никак не могла добиться своего. Ее храбость заканчивалась быстрее, чем пиво могло ее подпитать. Она представила, как разрывается ее сердце и в микрофон слышится этот всплеск.
– Хочется просто глаза ему выколоть, – сказала она и заговорщицки взглянула на Чарли. Долго она этого не выдержит.
В наушниках послышался скрип двери, затем еще раз. Шум ресторана стал далеким и тихим. Затем еще один скрип, удар каблуком о плитку и металлический звук общественной кабинки.
– Так, вы бы лучше сделали потише, – сказала Эми.
Она не понимала, какой публичной стала ее жизнь, до того момента, как ей потребовалось сходить в туалет. Кто знает, сколько людей слушает. Эми закрыла глаза, чтобы не обращать внимания на звук шелеста жидкости о фарфор. К ее сердцу прикреплен микрофон. Они всё слышат.
Она включила раковину, звук которой наконец дал ей почувствовать себя в одиночестве, и осмотрела в зеркало девушку, которой доверяли и Чарли, и детективы.
Кто она? Друг? Шпион? Эми провела пальцем по шраму на груди, размышляя о своем больном сердце, рядом с которым висит микрофон. Теперь это ее жизнь; кто-то слушает по радио, как она мочится. Она абсолютно прозрачна, как пластиковая женщина, которая хранится в кабинете биологии, а противоречивые сферы ее внутренней жизни выражались в разноцветных кусочках: травмы и комплексы, эндокринные выделения страха и надежды. Она не могла так же разглядеть, что находится внутри Чарли. За экранами компьютера и бумагами, отменами и формой был человек, которого она не знала. Но, может, теперь, сидя напротив него в ресторане, у нее получится его узнать. «Ты сможешь», – сказала она себе. Послушала собственный голос и осталась довольной. Она проверила свой внешний вид и вышла из туалета.
Эми подумала, что Чарли мог сбежать из ресторана. Она вдруг представила его на трассе, едущего на север к ее дому, ждущего на подъездной аллее возвращения из школы ее дочерей и… но он был на месте, сидел сгорбившись, словно отключенный робот. Эми села на свое место и увидела, как его глаза загорелись и заметили ее. Вдруг он снова был здесь и начал рассказывать историю с того места, на котором остановился.
Чарли свободно говорил об обвинениях и обстоятельствах дела, рассказывая подробности загадочных смертей пациентов. Ему это давалось легко.
– Чарли? – сказала Эми. – Я должна у тебя кое-что спросить.
Чарли сидел молча. Наконец он заговорил монотонным голосом, глядя на стол.
– То, что они говорили… эти люди умирали… умирающие люди… они были в плохом состоянии, но…
– Чарли?