Добрый мир

Отец прилетел ночью, перед самыми похоронами. Не зная, куда давать

телеграмму, Илья адресовал ее на управление порта, где работал отец.

Видимо, она не сразу его нашла.

В первые часы они почти не говорили. Илья только рассказал, как все

случилось. Весь остаток ночи отец молча просидел у гроба. Илья старался на

него не смотреть.

Вечером после поминок брат матери, дядя Леня, начал разговор о том,

что намеревается делать отец. Разговор этот был очень натянутым.

— У вас, Сергей, видимо, уже есть какие-то планы, я правильно

понимаю? — аккуратно спросил дядя Леня.

— Вы, Леонид, не беспокойтесь,— сказал отец.— Это наше семейное

дело, и мы его как-нибудь сами решим.

— Я так понимаю, что вы переедете сюда? Или у вас есть что-то

другое? — Дядя Леня хотел знать все конкретно.

— Ничего другого у меня нет,— сухо сказал отец.— Я перееду сюда.

— Вы один? Или с вашей... м-м... новой женой?

— Я не женат, Леонид Юрьевич, вам не о чем беспокоиться. И

давайте, пожалуйста, оставим эту тему.

Илья не вмешивался в их разговор, но он

был ему неприятен. Сознание того, что в его присутствии, и не

спрашивая его, они обсуждают его с Иринкой судьбу — он прекрасно видел,

что речь шла именно о них — рождало в нем чувство протеста. И было

обидно за мать. Они ведь только что ее похоронили. Могли бы и не сразу

начинать об этом.

Все эти дни Илья не думал, как они будут жить дальше, и то, что отец

сказал материному брату, было для него почти неожиданным. Три года он не

поддерживал с отцом никаких связей, хотя знал, что отец приезжал в их город.

Ему сказала об этом соседка-десятиклассница, она видела отца во дворе и

клялась, что не обозналась. Когда Илья спросил об этом мать, она ответила,

что это правда.

— Я не разрешила ему встречаться с Иринкой,— откровенно сказала

она Илье.— У него есть семья.

— И дети тоже? — осторожно спросил Илья.

— Не знаю, меня это не интересует,— жестко сказала мать.— Что

касается тебя, то он мог встретиться с тобой где угодно. Если не встретился,

значит... значит, совесть нечиста. Наверняка за деревом где-нибудь прятался.

Дядя Леня уехал утром успокоенный. Илья проводил его на вокзал.

Он не готовился к разговору с отцом. День прошел в каком-то

отупении, и он помнил только, что постоянно старался чем-нибудь занять

Иринку. Провожать дядю Леню он ходил вместе с ней; во Дворец пионеров —

предупредить о том, что вечером его не будет,— тоже с ней; разговаривал дома

с Софьей Ар-

кадьевной — и не спускал с Иринки глаз. Отца он словно не замечал. Не

потому, что не хотел, а потому, что не знал, как нужно было себя с ним вести.

За ужином отец сообщил, что он съездит в Певек всего на несколько

дней: уволится, рассчитается — и сразу назад. Насовсем. Илья ничего не

отвечал. Да и отвечать было нечего, в тоне отца не было никакого вопроса.

И вдруг Иринка спросила то же самое, что вчера спросил дядя Леня:

—

А ты с тетей приедешь, да?

Отец испуганно посмотрел на Илью.

— Да нет, что ты! — И, на глазах краснея, поспешно добавил: — Я

один живу, давно уже...

— А где же тетя? — глядя в стол, спросил Илья.

В нем снова начало подниматься чувство протеста. Не вчерашнего,

причину которого он ясно понимал, а какого-то нового, гораздо более

сильного и тяжелого. Он мельком взглянул на Иринку.

— Ну, знаете, братцы, это не разговор! — отец попытался улыбнуться.

— А ЧТО разговор? — непонятным, вялым каким-то тоном спросил

Илья.

— Ну как... Мы говорим о том, что нам всем нужно делать дальше.—

Отец явно хотел собраться.

— А ты у меня спросил? — Илья исподлобья посмотрел на него.

— Илюша, перестань, в конце концов! — отец торопливо достал из

кармана папиросы.— В конце концов, я взрослый человек, и нынешнее

положение налагает на меня определен-

ные обязательства, существует известный кодекс поведения...

— Перед кем обязательства? — не дал ему

договорить Илья и почувствовал, как мелко

мелко что-то начало подрагивать в левой сто

роне шеи.— Перед кем?! Передо мной у тебя

никаких обязательств нет, а перед Иркой...

Надо ведь еще и доказать, что есть!

Он уже видел, что срывается. Никогда раньше не испытываемое им

чувство тяжелой злобы словно топило в себе даже малейшие его попытки

быть — или казаться — сдержанным.

— Ага! Решили два дяденьки! Помянули и решили! Долго думали, а?

Мать еще остыть не успела, а они...— Илья несколько раз судорожно вздохнул

и, уже окончательно сорвавшись, закричал в полный голос: — Да ты здесь

даже ночевать не будешь, понял?! Вали на свою Чукотку или куда там тебе

хочется, хоть на острова Фиджи, и чем быстрее, тем лучше! Жили без тебя и

дальше не умрем! Рассудили, заботливые мои!

— Прекрати, Илья! — отец вскочил.— Не тебе меня судить! В конце

концов, у меня малолетняя дочь, и есть закон, который определяет...

— Плевал я на твой закон! — не стал слушать Илья.— Ты хоть целый

взвод милиции сюда веди, хоть в суд на меня подавай, а Ирку шиш получишь!

Я совершеннолетний, понял?!

Громко заплакала Иринка. Илья замолчал и стал приходить в себя. Он

быстро встал из-за стола, подошел сзади к Иринке и положил ей руки на

плечи.

—

Скажи ему, Ирка... Не реви, скажи ему, с

кем ты хочешь жить! Скажи ему, не бойся!