Добрым словом и пистолетом (СИ)

— Да ты как из шахты, — улыбнулся, взглянув на него, Дорион.

Самому ему, блеклому, как будто запыленному, только едва-едва тронутому солнцем, этим летом было явно не до загара. Таможенная палата, как и Торговая, и Цеховое собрание, и все другие службы что в самом Хеледосе, что в Тиритбаре, что (по слухам) в Химринге занимались бесконечными подсчетами, составлением списков, смет, планов и каких-то подчас вовсе неожиданных отчетов: подготовка к переговорам шла повсеместно и обороты только набирала.

— Хорошо — для равновесия и из бескорыстной дружеской солидарности, — Дорион поднялся, глазами нашел в толпе счетовода, показал растопыренную пятерню, — Сульдис, Суль! Прими! На этого вот!

— Вот! Я всегда говорил: на таможне мышей не ловят, денег не считают! — совсем развеселился Гвинтанн, пихнул в бок, сразу получил в ответ, и на ступеньках завязалась шуточная потасовка.

А на пляже уже приготовились. На парапете не стало свободных мест, вокруг шумели, делали прогнозы, гомонили и перекрикивались с замеченными в толпе знакомыми: праздный Хеледос, не стесняясь Хеледоса занятого, загруженного делами, замученного думами, готов был азартно следить и азартно болеть.

Бухнуло.

Распорядитель всего действа стоял, призывно вскинув руку с зажатой колотушкой. Первый, гулкий удар в стальной брусок на веревке разнесся над галечным пляжем и заставил всю эту взбудораженную, веселую толпу вдруг замолчать, и выдохнуть, и затаить дыхание. Раз, два, три — ждали все как один…

Бухнуло снова.

Второй удар, более звучный, более громкий — по висящему рядом бронзовому кувшину — разнесся дальше, звонче. Толпа разом ахнула, подалась вперед — и затопала, заулюлюкала, закричала на разные голоса. На распорядителя уже не смотрели, да и сам он тоже приоткрыл рот и смотрел только вперед, на озеро. Там помноженный на пять плеск начисто сгинул в этом крике, и пять дорожек пены и брызг, где мелькали руки-ноги, черные и светлые головы, устремились теперь к утыканному стрелами полосатому столбу.

Равнодушных не осталось. Прыгали и кричали все, и даже помрачневший было, будто расстроенный чем-то Брантиль не усидел: поднялся на ноги и, не осознавая своей улыбки, посматривал то на озеро, то на скачущих рядом обнявшихся друзей.

***— Господа!

В толпе заголосили, взобравшийся на перевернутую бочку распорядитель поклонился.

— Дамы! — распорядитель поклонился еще раз — нарочито рисуясь, и в толпе заголосили громче. — На сегодня у нас сухие и незамерзшие участники закончились…

— Н-не з-закончились! — крикнул кто-то и сам же, икая, расхохотался. Смех подхватили, а распорядитель ухмыльнулся и показал пальцем.

— Закончились, закончились! Поэтому наша скромная команда в лице вашего покорного слуги, в лице нашего уважаемого счетовода Сульдис, — голдиэ помахала, в толпе посвистели, похлопали и одновременно покричали «Жулье!» и «Молодец!».

— … а еще в лице Тильмо Гиниона, нашего уважаемого судьи…

В толпе покричали «Фу-у-у!» и «Долой!».

— …командира лучников господина Варантиля, любезно разрешающего терзать запас тренировочных стрел… Все мы благодарим за внимание и на сегодня прощаемся! Также сообщаем… тише! тише! Мы сообщаем, что ваши многочисленные предложения услышаны! Организация турнира по случаю столь массового съезда плавунов, плавуний, плавунцов и плавунят принята к рассмотрению! Обещаем, что придумаем что-нибудь в самое ближайшее время. Пока же напоминаем о первейшей обязанности победителей заплывов и сделанных ставок: да согреете вы ближнего своего горячим и горячительным! А мы от себя рекомендуем сделать это в Синем переулке у «Дарви и Фиртаиэль»! Потому что они ребята хорошие и нежадные — пиво не разбавляют, а жареных окуней подают без головы.

— И тебя, Вирмо, долей малой не обижают? — крикнул кто-то, чем вызвал новый взрыв смеха.

— Все по-честному! — распорядитель вскинул руки и еще раз на шутовской манер поклонился. — Ну все, ребятки, до завтра!

Смешливая, уже немного хмельная толпа снова пришла в движение: стала расплескиваться в сторону Хеледоса-города, следуя совету Вирмо или же собственному выбору, поворачивая в сторону крепости, а кто-то, напротив — потянулся к кромке воды и расположился там. Истратив излишек сил, праздный народ возвращался к разговорам, песням и дружеским попойкам.

Вечерело стремительно. Солнце возле озера просто проваливалось за обступающие горы, и его свет будто задувало. Но набережная не погружалась во тьму полностью: вдоль нее зажигали масляные светильники и жаровни, и цепочки огней двоились в зыбкой озерной глади. К вечеру к воде привычно выходили горожане и покончившие с заботами гарнизонные из крепости, а сейчас, когда население Хеледоса выросло едва ли не вдвое, свободных мест в корчмах и трактирах было не сыскать, а на набережной и пляже теснились, как в разгар дня.

— О чем торгуются-то? — поинтересовался Гвинтанн. — А то разговоры, разговоры, шуму подняли до самой Барад-Эйтель, а толком ничего не ясно!