Добрым словом и пистолетом (СИ)

— Вот и слушай! С должности я тебя снял. Приказ об увольнении подписан на обоих лично мною, официально — по состоянию здоровья. Ну тут не поспоришь… Расскажешь… На деле, кто поумнее, всё понимает. С довольствия, понятно, снимаетесь, квартиру найдете. Зато пересчитали жалование — выслуга, награды, коэффициенты всякие — кое-что подправили. Короче, ты меня понял. Считай это показательной трепкой — другим будет неповадно.

— Принято.

— Вот спасибо за милость!.. — Тингол снова сел, потер ладони, сцепил пальцы в замок. — Теперь насчет Турина… На границу его возвращать нельзя. Уж пока — точно. Согласен?

— Согласен.

— Без присмотра оставлять тоже опасно. Пока он притих, но вряд ли надолго.

— Вряд ли.

— Поэтому я хотел бы оставить в силе свое прежнее поручение.

— Хотел бы?

Тингол крайне редко использовал в речи такие конструкции.

— Приму, если ты откажешься.

— Почему я должен отказаться?

Наигранная гримаса разом сошла: Тингол сделался непроницаем и взглянул совсем иначе — жестко, пристально. Такие взгляды Белега не пугали, но недовольство, по-хорошему, было законным. Он вздохнул и, смягчив тон, добавил:

— Это была случайность. Из-за моей собственной ошибки.

— Да что ты? А я уже сказал: ошибка в самом корне дурацкой затеи.

— Нет. Ошибка в потере контроля над личным оружием.

— Ты еще пункт Устава назови… Послушать Турина…

— Неважно, что говорит Турин.

— Неважно? Белег, он всадил в тебя пол-обоймы. Ты его сейчас видел? А тогда? Да понятно, что тогда ты не видел — это, считай, тоже повезло: парень едва рассудком не повредился, его вязать пришлось. А сам? Ты вот не будешь теперь от него шарахаться?

— Нет.

— Нет… Вот что «нет»? Нет — и все?

— Нет. И все.

— Ну хорошо.

Теперь уже Тингол стал устраиваться удобнее, опять тереть пальцы, обшлага, выравнивать на столе пустые стопки. Наконец подался вперед, лбом уткнулся в сцепленные руки. Заговорил глухо и медленно.

— Ты же знаешь, что я люблю этого парня… Клянусь тебе, по-настоящему люблю, что бы там ни говорили. Если не как сына, то как непутевого племянника точно.

— Я знаю.

— Но… ты же сам знаешь, дело не только в этом. Не мне — Дориату не нужно, чтобы героический наследник Дор-Ломина утек на сторону… Это сейчас он был под присмотром. А если бы отправился в Нарготронд? А если его приберут к рукам на юго-востоке? Там такой запал ох как поддержат — и найдут чем подпитать… И тогда?

— Люди потянутся не к Амон-Руд, а к Амон-Эреб.

— То-то и оно… А мы не затем впускали их в королевство… Проклятье, да мы сколько раз все это обсуждали! В общем, если ты согласен, то присматривай за Турином и дальше. Сейчас вам предстоит показательно-воспитательная головомойка, а дальше я, пожалуй, озадачу тебя порученьицем. Занятно, но может, это даже большая удача, если ты будешь под рукой, как частное лицо… Ну, там съездить кое-куда без огласки, поговорить кое с кем… Не сейчас, позже, — он рывком откинулся в кресле, застучал пальцами по подлокотникам, принялся размышлять вслух: — Пока лечись, обживайся, занимайся делами. Сильно не отсвечивай. Сюда не шастай, сам вызову. Для всех ты в большой немилости. В очень большой немилости! Ясно? Вот и хорошо, — договаривая, снял с новенького телефонного аппарата трубку, свободной рукой стал расстегивать тяжелый мундир. — Алорон, родной, организуй чаю на двоих с пожевать. Ну что там есть… Да… Нет… Нет, не носи, я сам выйду.

И он брякнул трубку на место, неловко, не вставая, стянул с себя мундир и облегченно, с хрустом потянулся.

— Ну, теперь рассказывай. Герой…

15 часов 11 минут

Белег поставил фоторамку с карточкой Диора на стол, на место, где она стояла прежде. Поднял с пола вторую — королева и принцесса смеялись на качелях в дворцовом парке. Стекла в обеих рамках треснули, но не разбились. Белег еще раз перебрал оставшиеся на полу бумаги и вещи, поднял на стол телефонный аппарат. Трубка молчала, но после пары нажатий на рычаг гудок пошел, а после поворотов диска зазвонил другой аппарат — в приемной. Отвечать не спешили.

— Господин полковник? — окликнул кто-то. Окружающие пока не могли определиться: обращаться к нему по прежнему званию, добавлять «в отставке» или ограничиться простым «господин Куталион».

Белег обернулся.

— Там… Нам ответить? — в кабинет заглядывал лейтенант в форме комендатуры.

— Не беспокойтесь. Хотя постойте! — трубка вернулась на место. — Там такой же аппарат?

— Нет, — лейтенант вытянул шею. — Это спецзаказ, только для членов семьи и для Малого кабинета. Новейшая модель, очень дорог…

Не договорил, потому что новейшая модель грохнулась со стола, раскололась и раскатила в стороны свои механические потроха.

— А…

— Спасибо. Вы можете идти.

В кабинете работала полиция: возились военврачи, два розыскных офицера продолжали осмотр, и старший периодически щелкал ручной фотокамерой. По-хорошему, следовало провести съемку вместе с телами, но никто не стал настаивать — короля заменил его белый силуэт. На террасе тоже звучали голоса; полиция, гвардия и Турин с ними прочесывали парк.