Добрым словом и револьвером

А чем хвастаться дальше у Graf Rukavishnikoff было. И преизрядно. Замечательный ночник, который может гореть возле кроватки их с Никки первенца хоть всю ночь. И всю ночь в высокой стеклянной трубке будут медленно всплывать и опадать фантастической расцветки пузыри. Странный механизм, который можно подвесить над той же кроваткой, и тогда над наследником в бесконечном хороводе станут кружиться разные смешные красивые куколки. Удивительный мольберт, на котором можно рисовать хоть пальцем, а потом стоит только провести специальной дощечкой, и все нарисованное пропадет. Волшебная игрушка, на больших клавишах которой нарисованы разные птицы. Нажмешь на клавишу — из дверки выпрыгнет та самая птичка, премило сделанная, которая еще и запоет положенным ей голосом. Погремушки в виде шариков и колец, погремушки в виде людей и птиц, погремушки в виде…

За дверью послышалась какая-то непонятная возня. Вдруг явственно грохнул стул, было похоже, что кто-то упал, и чей-то голос рявкнул: «А ну, назад suchiy potroh! Застрелю nahuy, в господа-бога-душу-мать!»

Моретта не успела опомниться, как уже оказалась за спинами Шелихова, Махаева и плечистого Юкио Хираока, в крещении — Фёдора. Лейб-конвойцы выхватили оружие, да и в руках Никки и Graf Rukavishnikoff словно по волшебству оказались револьверы.

— Моретту уводите, — приказал муж. — Женщин — тоже. — И негромко прибавил, обращаясь к Рукавишникову, — Что, Димыч, допрыгались?

Лицо милого графа вдруг превратилось в какую-то страшную, застывшую маску, и он прошипел, почти не двигая губами:

— Ща глянем, кто тут, blyad, допрыгался!!!

Именно это напугало Мореттту больше, чем шум за дверью — мгновенное преображение милого, всегда ей улыбающегося человека в приготовившегося к прыжку хищника. Этот жуткий оскал — как морда вервольфа. Только что рядом стоял человек и вдруг он превратился в зверя… Впрочем… Моретта огляделась и заметила, что аналогично преобразились все мужчины вокруг. И она вдруг успокоилась — ведь эти страшные волки-оборотни на ее стороне, они закрывают ее слабую женскую плоть своими крепкими телами. И готовы жизнь за нее отдать! А милый Graf Rukavishnikoff — боевой офицер, герой войны, это ведь его спасал Никки во время того страшного боя в разбитом бронепоеде — Моретта сама видела это в кинофильме!

Телохранители начали подталкивать ее к второму выходу, но она успела заметить, как Никки и граф как-то очень ловко разошлись в стороны, двое казаков лейб-конвоя взяли на прицел дверь, а третий распахнул дверь, и тут же упал на пол, перекатился и выхватил оружие.

— Лежать, blyad, лежать, я сказал! Работает ОМОН!!! — Заорал Graf Rukavishnikoff. — Что за nahuy?

Грохнуло несколько выстрелов, раздались крики боли и ярости и… внезапно всё стихло! На полу приемной залы лежало несколько тел в черной форме.

— Это кто у нас тут такой борзый, а? — Вкрадчивым тихим голосом, от которого мороз по коже прошел у всех окружающих, спросил Никки. — Это что за явление Христа народу?

— Да вы что творите, параноики ebannye! Совсем ohuely?!! — раздался с пола знакомый голос генерал-адмирала.

Он с трудом приподнял голову — его фиксировали сразу два лейб-гвардейца.

— Да вы, blyad, водоплавающие, совсем берега попутали?!! — рявкнул император. — Дядя Лёша, ты yobnulsy? Поднимите его, парни, негоже нашей морской звезде своим мундиром паркет протирать!

Шелихов и Махаев рывком вздернули на ноги очень красного, хоть прикуривай от него, великого князя Алексея Александровича.

— Дядю ко мне, остальные — вон! — Скомандовал император.

Две минуты мельтешения и все военные вышли в приемную, унося с собой покалеченных моряков. В покоях остались только Никки, Моретта и Graf Rukavishnikoff.

— Ну, дорогой дяденька, ради чего ты так шумно рвался ко мне в покои? — Ледяным тоном спросил Никки. — Тебя может оправдать только новость о высадке англичан прямо у Спасской башни Кремля!

— Ага, с орбитального стардестройера с использованием ракетных ранцев! — Непонятно добавил Graf Rukavishnikoff.

— А вот! Это что?!! — Алексей Александрович звучно шлепнул об стол какой-то газетой.

— Ну и? Что там? — Никки смерил дядю презрительным взглядом. — Я спрашиваю: что там может быть такого, от чего ты позволяешь себя такие выходки? Ты вообще соображаешь своей подставкой для фуражки, tschmo земноводное, что если у меня жена от твоих выходок ребенка скинет, я — как бог свят! — тебя в Норильске, в шахте сгною?!!

— Да ты, blyad, даже уже не берега попутал, твоё велико — ты их потерял nahuy! А у тебя силенок хватит меня в Норильск упечь?!! — заорал великий князь.

— Хватит, еще и останется! Сейчас свистну — тебя здесь и положат. Навеки! А вся твоя свита на голубом глазу подтвердит, что ты последнюю неделю водку жрал как не в себя — вот до белочки и допился!

— Ой, мне уже сейчас начинать бояться?!

— Вчера!

— Шш-ш-ш-ш-шшшшш, каряччие финские парни! — снова непонятно сказал Graf Rukavishnikoff. — Вы оба что ли yobnulis?!! Харе матом лаяццо, здесь дама! Лёха! Чего ты там в газете такого вычитал, что ведешь себя, словно свинья верхом на дикобразе?