Добрым словом и револьвером

До австрияков мы доползли довольно шустро, всего за час. Я, правда, с непривычки изгваздался весь до полной потери товарного вида. А вот и бруствер первой линии окопов — до него всего десяток метров — на три прыжка. Оглядываюсь по сторонам и успеваю заметить, как несколько темных силуэтов, внезапно выскочив из тени, метнулись в окоп. И сразу оттуда раздалась странные звуки — какое-то бульканье и хрип. Это, видимо, горнострелки часовых сняли. В своем любимом стиле — перерезав супостату горло острым кинжалом.

Первую линию мы проскочили незаметно для главных сил врага — горцы просто вырезали спящих австрийских солдат и метнулись по изломанным ходам сообщения в сторону второй линии. И вот тут начались проблемы — может кто-то из часовых не спал, может слишком громко захрипел, когда ему резали глотку, но нас заметили.

Тишину прорезал выстрел. Первый выстрел этой войны прозвучал, как хлесткий удар кнутом. Я вздрогнул и замер, присев на одно колено. Стреляли из «Манлихера». То есть, кто-то из часовых что-то заметил и поднял тревогу?

Основная масса австрийской пехоты начала просыпаться — я успел разглядеть в свете луны, как по всей линии окопов над бруствером появились сотни голов в характерных головных уборах.

Неужели это фиаско?

Но быстрее, чем я успел запаниковать, по всему фронту наступления роты затрещали СКЗ. Били длинными очередями. Темноту прорезали сотни ярких огненных бутонов. В их свете я увидел, как пропадают темные силуэты над бруствером — их просто смели огнем в упор! Самозарядные карабины давали подавляющее огневое превосходство, особенно ценное накоротке.

Ночь внезапно ожила. И тридцати секунд не прошло с того злосчастного выстрела часового, как бой разгорелся в полную силу. Крики, выстрелы, взрывы гранат!

Вот где-то застрочил станковый пулемет. Судя по невысокому темпу стрельбы — вражеский. И тут же захлебнулся. Грохнула пушка. На слух я определил — нечто среднего калибра. Наверное «9-см Feldkanone M-75». Аналог нашей 87-мм системы 1877 года. Или это наша аналог австрийской? Черт их разберет, кто у кого «украл».

Выйдя из легкого ступора, я рванул вперед. Похоже, что вторую линию мои бойцы тоже, в целом, захватили — вспышки выстрелов смещались в глубину обороны. И это было замечательно: если мы возьмем все три линии передового укрепления и удержим его до утра, то на рассвете, после двухчасовой артподготовки наша пехота сможет атаковать основное укрепление в комфортных полигонных условиях — у австрийцев будет полностью нарушена система огня.

Размышляя об этом, я на секунду выпал из реальности и тут же жестоко за это поплатился: споткнулся о бруствер траншеи и шлепнулся в нее ничком, словно убитый. Оттого пробежавший по мне здоровенный австриец меня не тронул. Я поднял голову и, достав пистолет-пулемет, выстрелил ему в широкую спину. Но этот гад только вскрикнул и начал разворачиваться ко мне, цепляя дулом винтовки стенку окопа. Я выстрелил еще раз — уже не одиночным, а короткой очередью. Но могучий австриец всего лишь орал дурным голосом от каждого попадания, но не падал, а шел на меня, замахиваясь для удара прикладом. Я с перепугу нажал спусковой крючок «Мушкетона» и не отпускал его, пока не расстрелял все патроны. Последние пять штук явно были лишними — здоровяк сначала выронил винтовку, потом упал на колени и, наконец, растянулся во весь свой немалый рост на дне траншеи. Умер, скотина? Уф! Я тыльной стороной ладони вытер со лба холодный пот. Тут пока одного завалишь — упаришься!

Осмотревшись, я двинулся дальше, держа пистолет-пулемет перед собой, но живые враги мне больше не попадались — дно широкой и глубокой траншеи усеивали трупы австрийцев — тут явно поработали мои головорезы. Похоже, что в бою возникла пауза — стрельба как-то разом стихла, наступила относительная тишина — так что даже стало слышно, как стонут под моими ногами недобитые враги. А где же свои? За всё время моих «странствий» я еще ни разу не видел убитого или раненного горнострелка. Неужели мы без потерь взяли три линии полевого укрепления? Невероятно...

Вдруг сзади раздался какой-то звук. Я резко развернулся, вскидывая «Мушкетон», но оружие только всухую щелкнуло бойком — магазин был пуст! Из непроницаемой черной тени материализовался силуэт человека — мгновение и он уже возле меня. В свете луны блеснул кривой кинжал и кончик лезвия слегка кольнул мне ребра.

Вот она — смерть моя!

— Твою мать! — выдохнул я.

— Йом нуксан! — произнесла «смерть» знакомым голосом и убрала клинок. — Вашбродь, вас все ищут! Пойдем скорее, Ибрагим-хаджи зовет!

Я торопливо сменил магазин и послушно поплелся за солдатом, словно старшим был он, а не я. Только сейчас я узнал его — командир второго отделения первого взвода Ахмед-хаджи Кадыров. Не удивляйтесь, что он носит ту же фамилию, что у фельдфебеля — они из одного аула и приходятся друг другу троюродными братьями.