Добудь Победу, солдат!

Принесли закуску, и она ела с аппетитом, и он сказал, что не голоден, а вино приятное, легкое и ароматное и совсем не пьянит.

– Это здорово, что мы встретились именно сегодня, Камал, – сказала Марита. – Потому что сегодня день начался не очень хорошо, а теперь все замечательно и так будет всегда.

Да, хорошо бы, если б так было всегда, но так не бывает, думал Камал, а если бывает, то очень редко. Но все-таки бывает, и ради этого стоит жить, и ждать еще десять, двадцать или сто лет, когда это повторится, и это стоит того. А почему ты не говоришь, что мы это уже проходили? Потому что этого мы еще не проходили, а если проходили, то это было другое. Очень важное и ценное, но другое и это другое тоже сохранится еще десять или двадцать, или больше ста лет.

– Ты меня совсем не слушаешь, – сказала Марита, – думаешь о чем-то своем. Ты будешь думать об этом потом, когда останешься один, а я должна сказать тебе что-то очень важное, о чем я думаю все время.

– Нет, я тебя слушаю. Просто я тебя слушаю и немного думаю о своем, и это связано одно с другим, ты ведь меня понимаешь?

В углу на маленькой сцене мягко зазвучала гитара, но там было темно и гитариста не было видно, только руку, перебирающую струны и им было хорошо вдвоем.

– Ну, вот, ты меня опять не слушаешь, и я сбилась с мыслей, но я все равно скажу тебе что-то очень важное. Ты не веришь мне, что Дева Мария помогает мне, и я знаю, что коммунисты не верят в Бога, ты ведь коммунист?

– Да, я коммунист до мозга костей! – это выражение очень нравилось ему.

– А на самом деле коммунисты, хоть и говорят всякое такое, больше всех и верят!

– Как это, верят и не верят одновременно?

– Это так, – торопливо говорила Марита, как будто боялась, что не успеет высказаться, – потому что их многие не любят, но уважают за их веру, потому что только они умеют умирать за свою веру, и они верят в справедливость, а значит, верят в Бога. Потому что справедливость и есть Бог. Тебе кажется, что я говорю глупости?

– Нет, ты говоришь очень умные слова, – сказал он и засмеялся. – Мне еще никто никогда не говорил в одну минуту столько умных слов.

– Я что-то другое хотела сказать, но ты сбил меня с мысли, потому что думаешь о своем, но я знаю, что мы теперь всегда будем вместе. Конечно, и мы вместе поедем в Советский Союз. Да, обязательно поедем, я так давно не была там, я ведь говорила, что мы с папой жили в Москве и в Севастополе, у меня там много друзей.

– И все они коммунисты?

– Нет, не все, – засмеялась Марита. – я даже не знаю точно.

К гитаре присоединилась флейта, и вкрадчиво вступил контрабас, и Марита сказала:

– Какая музыка, очень печальная, но очень красивая! Пойдем танцевать, и я буду молчать, если хочешь! – Она положила руки ему на плечи и провела по его волосам, – Ты совсем «gri» – седой, нет, не старый, это я просто так сказала.

– Седой? – удивился Камал. – Я как-то не замечал, не обращал никогда внимания.

– Просто ты очень… серьезный, и иногда не могу найти нужные русские слова. Хочешь, я выкрашу твои волосы в какой-нибудь другой цвет, и седины не будет видно.

– Нет, это будет выглядеть глупо, но зато будет очень смешно – крашеный солдат.

– Но ты же не всегда будешь солдатом, ведь война уже заканчивается, ваша армия уже в Берлине, я слышала по радио. А кем ты будешь после войны?

– Тем же, кем и до войны. Я ведь учитель.

– Ну, вот, а ты не веришь, что я могу чувствовать. Я ведь угадала еще там, на станции! Угадала, что ты учитель.

– Хочешь, я угадаю, чем занимаешься ты?

– Не надо, – она испугалась. – Но ты говори, а я буду молчать, и слушать, и ты можешь все время смотреть мне в глаза, как сейчас. Мне это даже нравится, ты опять мне не веришь?

– Я тебе верю, и верю твоей Деве Марии, которая все так здорово устроила, и тебе не надо молчать. Я буду шутить, как сумею, но я постараюсь, чтобы было смешно. А ты смейся над моими шутками, мне нравится, когда ты смеешься, и когда говоришь или удивляешься, тогда ты высоко поднимаешь брови.

– Тебе не нравятся мои брови?

– Как же не нравятся? Как могут не нравиться такие замечательные брови? Одна бровь у тебя изогнута чуть-чуть, а другая… как удар молнии. Неожиданный удар молнии. – Он боялся, что она обидится на его слова, но она слушала внимательно и была серьезна. – Ты очень доверчивая, а это не очень хорошо.

– Нет, я не доверчивая, это я с тобой такая, а на самом деле я очень подозрительная. Я, например, подозреваю, что мой лавочник обсчитывает меня. Но мне неудобно ловить его на этом. Вдруг он обидится! Ты мне не веришь? Просто ты еще плохо знаешь меня, а я тебя знаю лучше. Не спорь, я все это чувствую.

Глава 7