Добыча

Аббас сбегает от нескончаемых предложений напитков и идет в мастерскую в задней части дома.

Там его с безучастными белыми лицами ждут часы, но он слишком дезориентирован, чтобы сесть за работу. Некоторое время он стоит совсем неподвижно, обхватив себя за локти.

Со временем он посмотрит на нее под другим углом, удивляясь ее холодности и собственной наивности. Ее отсутствие перестанет причинять боль. Пока же он чувствует каждый удар своего сердца, слышит эхо ее смеха на крыше.

* * *

Шесть месяцев спустя, знойным июльским утром, Аббас отправляется с Дю Лезом на площадь, чтобы принять участие в праздновании учреждения новой французской организации – Якобинского клуба Шрирангапаттаны. Толпа – почти сплошь французы, с волосами самых разных оттенков: оранжевыми, коричневыми, пепельными, соломенными. В отдалении Аббас различает фигуру Типу Султана, стоящего на возвышении. Он одет в простую муслиновую джаму и тюрбан, подыгрывая вкусам своей неаристократической аудитории.

Аббас не знает, кто такие якобинцы, и видел только колонну радикально настроенных французов, приплывшую в Майсур, чтобы заключить союз с Типу. Наедине Дю Лез ясно дал понять Аббасу, что он думает о якобинцах («ленивые, шумные, грязные») и об их лидере, адмирале Рипо.

– Он не адмирал, он пират, – сказал Дю Лез. – Его занесло на эти берега штормом, но, как и полагается адмиралу, он прибыл с единственной целью – ответить на многочисленные просьбы Типу и собрать французскую армию. Легче мертвых поднять из могил!

– Откуда ты все это знаешь, Сахаб? – тихо спросил Аббас, оглянувшись через плечо. Они шли по набережной одни, но, как любит говорить Дю Лез, даже у воздуха есть уши.

– От моих друзей из Французских скал, – Дю Лез сделал паузу. – Насколько я слышал, ничего хорошего из такого публичного союза не выйдет.

Во время празднования Дю Лез держит свое мнение при себе, его лицо выражает невозмутимость и доброжелательность, пока Типу обращается к толпе на французском языке.

Аббас замечает в первых рядах зрителей крепкую фигуру месье Мартина, прикрывающего лицо шляпой. Мартина, который разработал для Типу новый сверлильно-расточный станок для увеличения производства пушек. Мартина, вытеснившего Дю Леза из числа любимых французов Типу. Аббас размышляет, не здесь ли и дочь Мартина, хотя, наверное, нет – на таком-то непрезентабельном мужском сборище.

Рипо выходит вперед и командует посадкой дерева, украшенного лентами. Когда последняя лопата грязи утрамбована поверх корней, ветерок подхватывает трехцветные ленты, заставляя их переливаться и развеваться, будто небеса одобрили.

– Куда ветер дует, – тихо говорит Дю Лез, – туда и Рипо идет.

Рипо поднимает руки к толпе.

– Citoyens![34] – кричит он. – Клянетесь ли вы в ненависти ко всем королям, кроме Типу Султана Победоносного, союзника Французской Республики?

Крики подтверждения из толпы.

– Объявляете ли вы войну всем тиранам и присягаете ли на любовь к своей стране и стране Гражданина Типу?

Еще больше подтверждений.

– Тогда повторяйте за мной: мы, якобинцы, клянемся жить свободно или умереть!

– Мы клянемся жить свободно или умереть!

– Пусть вас услышат в Калькутте, в Мадрасе!

– МЫ КЛЯНЕМСЯ ЖИТЬ СВОБОДНО ИЛИ УМЕРЕТЬ!

Типу пронзает пальцем воздух. Пушки с тигриными головами стреляют и откатываются назад, дымя открытыми челюстями. Наконец ракетчики, одетые в форму с тигриными полосами, встают на колени, чтобы направить ракеты в небо. Ракеты взмывают вверх, дальше, чем любой снаряд, который Аббас видел, наполняя его благоговением и страхом, будто все, что Типу Султан бросает в небо, однажды возвращается обратно.

* * *

Вторая половина дня у Аббаса свободна, и он отправляется домой, чтобы навестить семью. Они принимают его как редкого гостя, смотрят, как он отщипывает кусочки шариков раги и макает их в миску с подливкой из баранины. Он соскучился по своему старому завтраку. Единственное, что сдерживает его аппетит, – это вид отца на шарпае[35] у стены; ноги – как пара корнеплодов пастернака под одеялом.

– Сахра приготовила баранину, – говорит мать. Сахра Бхабхи, жена Джунаида, стоит в дверном проеме, прислонившись к косяку. Это миниатюрная женщина с большим животом, которая еще не простила Аббаса за то, что во время их второй встречи он спросил, не беременна ли она (нет, не беременна).

– Баранина очень вкусная, – говорит Аббас.

– Амми научила меня, – отрывисто говорит Сахра. – Она дала мне кучу инструкций.

– Считай, что тебе повезло, – отвечает мать. – Некоторые старухи не позволяют своим невесткам и шагу ступить на кухню.

– Не называйте мою мать старухой, – все смотрят на Юсуфа Мухаммеда, который произнес эту фразу с редкой ясностью, хотя его глаза все еще закрыты.

– Я думала, ты спишь, – говорит мать.

– Ты всегда так думаешь, – отвечает он.

Их внимание привлекает шепот у окна, двое соседских детей держатся за решетку.

– Эй, на что вы тут уставились? – игриво говорит мать. – Он вам что, Бахадур Хан?

Аббас рычит на детей. Они с визгом падают и исчезают из вида.