Добыча

Смутившись, он оглядывается через плечо и начинает подробно описывать всю цепочку реакций и историю Аль-Джазари, все это время стоя в радиусе благоухания ее волос.

Наконец она говорит:

– Ну и вещь ты создал.

– Ну, это Аль-Джазари придумал. Мы с Люсьеном Сахабом просто повторили оригинал.

– Возможно, когда-нибудь ты сделаешь вещь, которую будут повторять через столетия.

Он ничего не отвечает; ее замечание слишком близко к его самым заветным мечтам.

Проходящий мимо мужчина прерывает его, чтобы спросить, когда будет следующий показ. Когда перо писаря встанет на одну линию с хоботом слона, отвечает Аббас. Прежде чем уйти, мужчина кивает и бросает взгляд на Жанну и Аббаса, будто находит что-то неподобающее в них двоих, стоящих наедине.

– Мне нужно найти свою тетю, – говорит Жанна, а затем, поколебавшись, протягивает ему что-то в вытянутой руке. – Это тебе. В обмен на юлу, которую ты мне подарил.

Это сложенный платок из белого хлопка, открыв его, он обнаруживает четыре вышитых цветочка, меньше ногтя.

– Я сама его сшила, – говорит она. – Даже узор.

– Это очень красиво, – говорит он, глядя на нее. К ее шее подкрадывается розоватый цвет. Быстро кивнув и сделав реверанс, она оставляет его.

* * *

Аббас еще не видит Типу Султана на фестивале.

– Ну, – говорит Дю Лез, прогуливаясь по меле с Аббасом, – прошло всего две недели.

(Две недели назад умерла жена Типу Хадиджа Бегум. Из четырех его жен она была третьей любимой. Первая и вторая любимая тоже умерли, и он остался с первой женой, которая не была ни его выбором, ни любимой, но по-прежнему настаивала на том, чтобы ее называли Типу Бегум.)

Дю Лез уводит Аббаса от Часов – по срочному вопросу, по хорошему срочному вопросу, а не по плохому, уточняет он. Он неторопливо идет к прилавкам с едой, почесывая укусы на тыльной стороне ладони: комары тоже нашли себе ужин.

– Ты видел Жанну Мартин? – лукаво спрашивает Дю Лез. – Она тебя видела. Сомневаюсь, что она видела что-либо еще.

Аббас делает вид, что не слышит, они идут мимо запахов жареного в масле теста, рядов молочных сладостей в форме шариков, коробочек и цветов. Розы и жасмин свисают влажными гирляндами, такими свежими, что пчелы все еще роятся в цветах в поисках нектара. Дю Лез останавливается, чтобы купить два бумажных рожка теплого арахиса. Под баньяновым деревом, на некотором расстоянии от мелы, он передает один рожок Аббасу и поднимает свой в воздух.

– За новые перспективы! – говорит он.

Нетерпение Аббаса растет. Дю Лез забрасывает несколько орешков в ухмыляющийся рот, нагнетая драму.

Дю Лез получил письмо от своей сестры во Франции. Сестра – набожная женщина, каждое воскресенье ходит в христианскую церковь, где молится о его благополучном возвращении, затем идет в город и проверяет списки эмигрантов, чтобы узнать, слушает ли ее Бог.

– Она делает это каждую неделю уже три года, и в январе поверх моего имени появилась черная полоса. В феврале, она сказала, мое имя исчезло.

– Что это значит?

– Возможно, было два Люсьена Дю Леза. Возможно, второй умер, кто знает? Изабель говорит, что в этих списках постоянно ошибки. – Его глаза блестят и светятся. – Она считает, что теперь я могу спокойно вернуться домой.

Аббас подыскивает нужные слова.

– Машалла[37].

– И я хочу, чтобы ты поехал со мной.

– Во Францию?

– Да, в Руан.

Руан? До этого Дю Лез рассказывал Аббасу только о Париже.

– Руа… – пробует выговорить Аббас.

– Руан, – Дю Лез произносит это слово, словно прочищает горло. – Красивый город. Ты бы продолжил учиться у меня – еще немного часовой механики тебе не помешает. После этого немного основ инженерии, физики, создания механизмов, а затем… – Дю Лез пожимает плечами, – ты сам решишь, остаться или вернуться домой.

– Но когда…

– Из Пондишери отправляются два торговых корабля: один – через месяц, другой – через полгода. Я намерен отправиться на ближайшем корабле, и я бы предпочел, чтобы ты отправился со мной.

– Через месяц, Сахаб?

– Скоро, я знаю. Но я не могу упустить этот шанс. Ты, надеюсь, успеешь попрощаться со всеми за несколько недель?

Аббас уставился в землю, его мысли устремились в будущее, через горы, через моря.

И тут он вспоминает об отце. Отце, который умирает. Аббас никогда не позволял себе думать об отце как об умирающем, но как еще назвать его постоянное угасание, то, как семья ходит вокруг него, прислуживает ему, ожидая того, чему они не могут дать имя?

Когда Аббас упоминает об этом, лицо Дю Леза тускнеет.

– Твой отец. Конечно.

Дю Лез щиплет себя за подбородок, тянется, думает.

– Будет ли его состояние иным через шесть месяцев? Хотел бы он, чтобы ты упустил такую возможность?

Аббас молчит, думая об отце, который в свои самые спокойные минуты смотрит в стену у своей койки, и его желания известны только ему.

– Если так, приезжай на втором корабле, – говорит Дю Лез. – Предупреждаю, что в одиночку это будет нелегко. Само плавание длится год, с многочисленными остановками. А у тебя так мало французского…

– А что сказал Типу? О моем отъезде?

Дю Лез открывает рот, выдыхает.

– Ты не спрашивал?

– Было бы лучше уехать, не спрашивая. Он не узнает.