Добыча хищника (СИ)

Мне было жарко. В животе теплилась сладкая дрожь.

– Итак, значит именно вы сотворили человечество, – протянула я. – А как же Земля? Она тоже была создана для нас?

– Скорее, для нас.

– Вы действительно создали целую цивилизацию?

– А ты считаешь, что двести двадцать три твоих гена это продукт эволюции? – мягко спросил он.

В комнате пылал камин. Он был единственным источником света, так что между мной и чужаком привычно висел полумрак. Но даже сквозь него я ощущала себя раздавленной на лобовом стекле мошкой.

– Я, вообще, не знаю ничего про гены. Извини, но сегодня у тебя берет интервью дилетант, – смутилась я. – Просто это кажется мне невероятным. Не в том плане, что ты лжешь, – что я несу, черт возьми? – А в том плане, что это не укладывается у меня в голове. И, кроме того, я хочу верить, что нас создал Бог.

– Ты можешь верить во что угодно.

– Весьма великодушно, – я расстегнула пуговицу на пиджаке и поддела пальцем тугой ворот рубашки. – Будешь задавать свой вопрос?

Капелька пота скользнула у меня между лопаток.

– Кто такой Веном?

Он не мог удивить меня сильнее, даже если бы сказал, что вера – величайшее заблуждение человечества.

Меня словно током ударило, и я от досады потерла шею. Наше общение слишком сильно напоминало разговор двух людей, пытающихся нащупать острые грани в понимании друг друга. Мы будто слегка соприкасались собственным мировоззрением, чтобы осознать, насколько сильно наше влечение.

А оно было чертовски сильным.

– Веном – это внеземной монстр, который пожирает людей. В конце фильма он осознает, как прекрасно человечество и остается жить среди людей.

– Обожаю твои намеки, Эля. Но такой исход неправдоподобен.

– Это же супергеройский фильм, – закатила я глаза. – Если бы он всех убил в конце, то не оправдал бы чаяния фанатов. Иногда люди любят злодеев, вставших на сторону добра.

– То есть кем бы он ни был «до», его полюбят после раскаяния?

– О, ты просто зришь в корень христианской религии, – усмехнулась я. – Да, мысль примерно такая.

Мы, кажется, снова отвлеклись.

Может, пора бы послать к черту блокнот с вопросами?

Мне просто нравилось говорить с ним, особенно, когда он покорно сидел в кресле, не думая, кажется, меня убивать или калечить.

– Ты можешь мне объяснить, почему мои глаза стали светлее? – спросила я.

– Из-за гормональной перестройки и нарушений в работе центральной нервной системы.

– Кажется, мне нужно к врачу сию же секунду, – обеспокоенно нахмурилась я.

– Твоей жизни ничего не угрожает.

– Кроме тебя.

– Кроме меня.

Сейчас это казалось игрой. Безопасной, волнующей и азартной. Но, очнись же, Эля, перед тобой не просто красивый мужчина, он – убийца! За пять лет я лишь единственная, кого он пощадил. Но надолго ли?

– Я запуталась, чей сейчас черед задавать вопросы, – откашлявшись в кулак, произнесла я. – У меня в блокноте еще несколько… гм, личных.

– Слушаю.

Он согнул руку в локте и опустил подбородок на костяшки пальцев. Даже сейчас в этой задумчиво-расслабленной позе он создавал опасность для моего нравственного спокойствия.

И он был так кроток.

О, цари Египта, он просто образец покорного послушания!

– Ты можешь сам определять свою внешность?

Он умел так изгибать бровь, что мое сердце судорожно трепыхалось в груди.

– Эля, я именно так и выгляжу.

– Вот так, то есть, – очертила его рукой с зажатым карандашом. – Как человек? Как мужчина? А одежда? Твой запах и… – я почувствовала, что краснею. – Почему вам вообще нужны все эти штучки?

– Ты считаешь, что я выгляжу так для тебя? – пожалуй, он казался оскорбленный таким предположением. – У меня нет в этом необходимости. Привлекать и нравиться – это не то, чем я обычно занимаюсь. Это не я создан для тебя, а наоборот. Разве ты не видишь, что идеально мне подходишь. В тебе есть все, что я люблю, и даже больше.

Это его «люблю» вызвало волну сладкой дрожи, которая прокатилась по моему телу так беспощадно, что я сглотнула. На лбу выступила испарина.

– Прости, но твое отношение ко мне слишком потребительское…

Он усмехнулся, а затем коснулся своих губ пальцами, тонко провел вдоль, будто пытаясь имитировать этим прикосновение к моей коже.

Я сжалась где-то там внутри, и почувствовала, что пропадаю…

– Мы… мы можем закончить? – пискнула, желая сбежать так далеко, чтобы забыть это зрелище. – Пожалуйста…

Его кресло скрипнуло – он снова изменил позу. Теперь он медленно откинулся назад, на мягкую спинку, придирчиво меня разглядывая.

– Твое «пожалуйста», – его глубокий, волнующий голос звучал столь порочно, что я больше не могла слушать: – это почти спусковой крючок, Эля, – и он втянул носом воздух и на секунду прикрыл веки: – Ты едва ли понимаешь, как сильно я хочу услышать, как ты стонешь или кричишь.

– В такие моменты я совсем не привлекательная, – на шее у меня болезненно билась жилка. – Я больше не стану говорить тебе «пожалуйста».

– Ты вся мокрая, Эля.

Он имел в виду вовсе не то, что я покрылась испариной или вспотела, как проклятая, под его взглядом. Он имел в виду…

– Не надо, – и все же я не удержалась от просящих нот, понимая, что на записи попадет каждое наше слово.