Когда его взгляд возвращается ко мне и понимающе сощуривается, я приказываю себе отбросить все розовые мечты и сжечь единорогов.
– Это уже интересно, – в голосе Тая появляется соблазняющая хрипотца. – Ты злишься на меня?
– Такие, как ты, пришли в наш дом, чтобы нас убить.
Он стянул с плеч пиджак и бросил на пол, а затем приподнял руку, расстегнул запонки и закатал рукав рубашки. Вид этого действа заставил меня покрыться холодным потом.
– Ч-что ты собрался д-делать? – заикаясь, спросила я.
– Продолжай ненавидеть меня так же сильно.
Второй рукав он тоже закатал – я с ужасом смотрела на татуировку на его кисти и пальцах.
– Сожрешь меня?
– Вопрос лишь в том, как скоро.
Это всегда был вопрос времени.
– У меня будет последнее желание?
Тай приподнял голову, пронзая меня чересчур серьезным взглядом. Он не шутит. Не шутит, черт!
– Что бы ты хотела?
Неужели он и правда хладнокровно меня убьет? По ускоренной программе лишь за то, что я посмела подшутить над ним?
– Чтобы вы все сдохли.
Уголок его губ изогнулся в понимающей усмешке.
На самом деле, я хотела его губы. Испорченная похотью Эля, даже умирая, способна мечтать только о том, чтобы снова целовать их.
– Гори в аду, ясно? – бросила я, сжимая кулаки. – Я больше так не могу! Я устала… ты… зачем ты так со мной? Это жестоко, понимаешь?
– Понимаю.
Чертов сукин сын!
– Ты специально… ты… – задыхаюсь.
Он не оставляет мне не единого шанса, надвигаясь на меня. Отступая, я сдаю позиции, потому что меня одолевает такой ужас, что я сыплю на него проклятиями. Врезавшись спиной в стену, замираю.
Тай делает последние шаги, сокращая расстояние между нами до ничтожных миллиметров. Он даже не думает распускать руки, но угроза от него весьма осязаема.
Обожаю, когда волосы падают ему на лоб и глаза, когда сияет расплавленным золотом его радужка. Обожаю, его запах. Обожаю его иронию. Его чертовы губы…
…смотрю на них безотрывно.
– Пожалуйста, – выдыхаю.
– Пожалуйста? – он слегка склоняется ко мне. – Если ада не существует, где должны мучится грешники, Эля?
– Ч-чего…
– Разве апофеоз всей твоей жизни – не смерть? Чем же то, что даю тебе я, отличается от того, что было до меня? – он склоняется ниже и шепчет мне в губы: – Только тем, что со мной твоя смерть будет намного интереснее.
Я сжимаю зубы и рычу в ответ:
– Какой же ты… придурок!
– Поэтому ты так хочешь, чтобы я тебя трахнул?
Его ресницы опускаются – он следит за моими губами.
– Солги мне, что это не так.
– Это из-за метки! – пристыженно и торопливо бросаю в ответ. – Все дело только в этом!
– Правда?
– Да!
– Хочешь проверить?
Я чувствую его пьянящее дыхание, тепло его тела, напряжение, исходящее от него.
Он резко выставляет руки, упираясь ладонями в стену по обе стороны от моей головы. Расстояние между нами снова сокращается, а затем и исчезает вовсе – он прижимает меня к холодной стене. Контраст жара и холода так велик, что меня накрывает волна мурашек.
Его пальцы зарываются мне в волосы, и происходит то, чего я хотела с предыдущей нашей встречи, что грезилось мне в сновидениях – Тайгет Касар поцеловал меня.
Я до боли сжимаю кулаки, впиваясь ногтями в ладони.
Эля-стратег терпит очередное фиаско, сдавая даже те рубежи, которые защищали ее глупое девичье сердце.
Я предаю себя – обхватываю холодными пальцами его запястье, а затем нежно порхаю по татуировке на тыльной стороне его ладони.
– Ненавижу тебя… ненавижу… – шепчу ему в губы, когда он отстраняется совсем ненадолго.
Люблю его.
Я люблю его.
Почему я так люблю его?
Он впечатывает меня в стену, обхватывает затылок и говорит, тяжело дыша:
– Сейчас будет очень больно, Эля, – он буквально обездвиживает меня, его пальцы, исчерченные татуировками, прикасаются к моей скуле, где чернеет скихр.
В ту же секунду по моему телу проносится ток – немыслимая боль.
Тай солгал – ад существует. Он прямо здесь. Под моими ногами.
Последнее, что я чувствую – невесомость. Поцелуй дрожит на моих губах. Я слышу только одно:
– Пять.
***
– Что с ней? – голос Сурова мог поднять покойника, ей-богу, но у меня не пошевелился даже палец. – Что он с ней сделал?
Я очнулась, когда Инна вздернула мне веко и посветила в глаз фонариком.
Ее выдержке можно было позавидовать, учитывая, что Константин орал ей в ухо, когда она с беспристрастным лицом проводила осмотр.
– Если чисто визуально, – ответила она, щелкая кнопкой фонарика, чтобы выключить свет, – объект убрал свою метку с ее лица.
На этом можно было бы и выдохнуть, но на лице Рудовой обозначилась обеспокоенность:
– Метка очень сильно влияла на ее организм, не знаю, справится ли…
Я почувствовала, как теплые ладони обхватили мою кисть, слегка сжались – Суров прижался к моим прохладным пальцам губами.
Я была так слаба, что не могла самостоятельно открыть глаза, но за тот короткий миг, что это сделала Инна, я поняла, что нахожусь на базе.
– Вам не стоит оставаться здесь, подполковник…
Суров какое-то время молчал.
– Плевать.
– Вы ничем не сможете ей помочь, а если останетесь здесь на ночь, то погибнете.
– Я не уйду.
– Это приказ Шилова…
– Пусть засунет его в задницу.