Добыча: Всемирная история борьбы за нефть, деньги и власть

Очереди за бензином охватили всю страну, и нефтяные компании снова стали общим врагом номер один. Обвинения, не заставляя себя ждать, следовали одно за другим: компании придерживают нефть, танкеры задерживаются у берегов с целью повышения цен, промышленность намеренно накапливает запасы и создает нехватку нефти, рассчитывая повысить цены. Президент Exxon Клифтон Гарвин решил выступить публично и опровергнуть обвинения. Это был спокойный и осмотрительный человек, предпочитавший все тщательно взвешивать. Инженер-химик по образованию, он знал по опыту работу всех участков нефтяного бизнеса. Как и его отец, он был большим любителем птиц, из-за этого хобби его нередко поддразнивало начальство. (Позднее он стал членом правления Национального общества Одубона — общественной организации, выступающей за охрану окружающей среды, в первую очередь животного мира.) Теперь он обратился к средствам массовой информации, дал интервью по телевидению и принял участие в шоу популярного телеведущего Фила Донахью, будучи, безусловно, первым из выступивших на телевидении людей такого ранга из мира нефтяной промышленности. Однако создавалось впечатление, что как только Гарвин заговаривал о поставках нефти и сложной системе работы нефтяной отрасли, ведущие программ, отводя взгляд в сторону, намеренно прерывали его и поспешно меняли тему.

Гарвин, безусловно, хорошо понимал настрой общественного мнения. «Американец — странный человек, — вспоминал он позднее. — Он поклоняется тому, что создано огромными предприятиями, масштабной экономикой, массовым производством. Но он ненавидит все грандиозное, а нефтяная промышленность рассматривается как самая крупная и самая сильная отрасль». Это была обезличенная ненависть, но Гарвин не хотел подвергать себя риску. Однажды он сидел в машине в хвосте очереди к бензоколонке Exxon на Пост-роуд в центре Гринвича в штате Коннектикут. Заправщик, узнав президента Exxon, подошел к нему и предложил объехать бензоколонку, чтобы оказаться впереди.

«А что вы скажете тем, кто стоит в очереди?»

«Ну, я скажу им, кто вы», — услужливо ответил заправщик.

«Лучше я останусь здесь», — твердо ответил Гарвин8. НЕФТЬ И ПРЕЗИДЕНТ

Начало конца президентства Джимми Картера было ознаменовано очередями за бензином. Он был еще одной жертвой иранской революции и потрясений на рынке нефти. Картер пришел в Вашингтон два года назад, в 1977-м, его парадоксальные взгляды отражали две стороны его жизненного опыта: морского офицера, ставшего фермером, выращивающим арахис, и утвердившегося в вере христианина. Он был проповедником, искавшим морального очищения пост­уотергейтской Америки с помощью бесхитростных и земных методов своего президентства. Он был также инженером, пытавшимся не только управлять малейшими движениями сложной политической машины, но и продемонстрировать свою власть в решении серьезных проблем и мелочей.

Картер, казалось бы, идеально подходил на роль лидера во время паники 1979 г.; его программа и интересы как проповедника и инженера сходились на энергетике и нефти, делая их центром внутренней политики его администрации. И вот теперь он оказался перед лицом кризиса, о котором предупреждал заранее. Но пророку не выпало ни награды, ни почтения, только одни обвинения. К середине марта 1979 г., через два месяца после начала кризиса, главный советник по энергетике в аппарате Белого дома Элиот Катлер предупреждал Картера о «дротиках и стрелах, летящих в нас со всех сторон, — от тех, кто хочет отмены регулирования, кто встревожен растущей инфляцией, кто хочет принятия привлекательной и положительной программы, кто не хочет, чтобы нефтяные компании наживались. И вообще от всех, кто хочет устроить нам невыносимую жизнь в политическом плане». Вскоре произошла авария на Three Mile Island, и встревоженная страна созерцала фотографии инженера-ядерщика Джимми Картера, проходящего по зданию АЭС в защитных желтых сапожках и лично инспектирующего аппаратную вышедшей из строя атомной электростанции.

В апреле Картер выступил с обращением к стране по вопросам энергетической политики, что только усилило шквал вопросов и нападок. Он объявил о снятии государственного контроля над ценами, что, несомненно, привело в ярость либералов, которые были склонны почти во всем обвинять нефтяные компании. И совместил отмену контроля над ценами с введением «налога на непредвиденную прибыль», на «чрезмерные» доходы нефтяных компаний, что вызвало ничуть не меньшую ярость консерваторов, которые причиной паники считали вмешательство правительства, контроль над ценами и излишнюю жесткость регулирования.