Добывайки

Арриэтта стояла, сунув нос в щель, и глядела наружу, как вдруг наступила тишина. Она обернулась и приросла к полу: человек на лежанке сидел. Это был огромный мужчина, полностью одетый, смуглый, с шапкой кудрявых волос. Глаза его были зажмурены, руки со сжатыми кулаками раскинуты в стороны, рот разинут во всю ширь – он громко и сладко зевал.

На Арриэтту напал страх. Надо куда-то скрыться – но куда? Она взглянула на кровать справа, ту, под которой стояли ботинки. Она добралась бы сюда за три прыжка, но лучше не шевелиться, так сказал бы отец. Затенённая нижняя часть двери, возле которой она стояла, казалась ещё темней из-за яркого света, который лился в верхнюю, открытую её часть. И Арриэтта лишь слегка отступила от щели, на фоне которой мог быть замечен её силуэт.

Человек перестал зевать, спустил ноги в носках на пол и с минуту сидел задумчиво, глядя на них. Арриэтта заметила, что один его глаз был чёрный и блестящий, а второй – светло-карий, куда бледнее, чем первый, и полуприкрытый веком. Должно быть, это и есть Кривой Глаз – этот огромный, толстый, страшный мужчина, который сидит так неподвижно и любуется своими носками.

И тут странные глаза поднялись, улыбка стала шире, и Арриэтта поняла, что Кривой Глаз смотрит на ботинки.

У неё перехватило дыхание, когда она увидела, что он наклоняется вперёд и (ему было достаточно протянуть для этого свою длинную руку) вытаскивает их из-под кровати. Он любовно взирал на ботинки, держа перед собой сразу оба, затем, словно заметив разницу в весе, поставил один на пол. Раскрыв ладонь одной руки, он легонько потряс над ней ботинок, перевернув его вверх подмёткой, но оттуда ничего не выпало, и он убрал ладонь.

Вопль, который он издал в следующую секунду, наверно, разнёсся (думала впоследствии Арриэтта) на много миль кругом. Кривой Глаз уронил ботинок, тот упал набок, и Арриэтта с ужасом увидела, как из него выбежали Под и Хомили, проскользнули у него между ног и исчезли (но не раньше, чем он успел их заметить) в промежутке между рундуком и полом.

Наступила тревожная тишина.

Как ни была напугана Арриэтта, Кривой Глаз, казалось, испугался ещё больше: лицо его приобрело цвет теста, глаза чуть не вылезли из орбит. В наступившей тишине тонким, как ниточка, эхом повисло короткое слово. Кривой Глаз не мог поверить своим ушам… кто-то… что-то… где-то… отчаянно пискнуло: «Ой!»

«Молодец, мама, – подумала Арриэтта. – Сумела взять себя в руки!» Она хорошо представляла себе чувства Хомили: быть вырванной из глубокого сна и вытряхнутой на пол, увидеть, как на тебя уставились эти странные глаза, услышать громовой вопль!.. Расстояние между рундуком и полом не превышало, по её расчётам, двух дюймов, там даже не поднимешься во весь рост, подумала Арриэтта, и хотя сейчас родители были в безопасности, им придётся так там и сидеть – выхода оттуда, очевидно, не было.

За себя Арриэтта не боялась. Она всё ещё стояла неподвижно, словно приклеившись к тени у двери. Спору нет, она была лицом к лицу с Кривым Глазом, но он её ни за что не заметит, если только она не шевельнётся. Казалось, он никак не может прийти в себя, так поразили его крошечные фигурки, появившиеся неизвестно откуда и как бы между его ног.

Несколько секунд он ошеломлённо смотрел на пол, затем опустился на четвереньки и заглянул под рундук. Снова поднялся с разочарованным видом, нашёл спичечный коробок, зажёг спичку и при её свете попытался разглядеть, что скрывается во мраке под лежанкой. Арриэтта воспользовалась тем, что он повернулся к ней спиной, и в три прыжка очутилась под кроватью. Там стояла картонная коробка (в ней можно будет спрятаться), лежали мотки верёвки, связка ловушек на кроликов и липкое блюдце, в котором когда-то было молоко.