Добывайки

Когда Хомили подошла к её кровати, Арриэтта поднялась, послушно закуталась в одеяло и пошлёпала босиком в тёплую кухню. Там, усевшись на низкую скамеечку и обхватив колени руками, девочка внимательно посмотрела сперва на отца, затем на мать. Хомили опустилась на колени, обняла дочь за худенькие плечи и торжественно начала:

– Наверное, ты знаешь о том, что там, наверху…

– О чём – о том? – не поняла Арриэтта.

– О двух великанах.

– Да: это старая тётя Софи и миссис Драйвер.

– Верно. И Крампфирл в саду. – Хомили положила загрубевшую от работы ладонь на стиснутые руки дочери. – Ты слышала что-нибудь о дяде Хендрири?

Арриэтта задумалась, потом сказала:

– Да. Он уехал на край света.

– Переселился, – поправила её Хомили, – на другую квартиру. С тётей Люпи и детьми. В барсучью нору… дыру на склоне, где растёт боярышник. А почему, как ты думаешь?

– О! – воскликнула Арриэтта, и лицо её просияло. – Чтобы жить на свежем воздухе… лежать на солнышке… бегать по траве… качаться на ветках, как птицы… высасывать из цветов мёд…

– Глупости это! – рассердилась Хомили. – Откуда такие дурные привычки? И кроме того, у дяди Хендрири ревматизм. А переселился он потому, что его увидели.

– О!.. – ужаснулась Арриэтта.

– Его видела двадцать третьего апреля тысяча восемьсот девяносто второго года Роза Пикхетчет в гостиной на полочке над камином. Надо же было выбрать такое место! – добавила вдруг Хомили удивлённо, словно говорила сама с собой.

– О!.. – опять воскликнула Арриэтта.

– Я никогда ни от кого не слышала, никто не счёл нужным мне сообщить, почему он вообще туда забрался. Всё, что там стоит, говорит твой отец, видно с пола или с ручек бюро, если стать боком и держаться за ключ. Так отец и поступает, если заходит в гостиную.

– Говорили, он полез за пилюлями от печени, – заметил Под.

– Что ты имеешь в виду? – удивлённо воскликнула Хомили.

– Для Люпи, – устало объяснил Под. – Кто-то пустил слух, что на каминной полке в гостиной лежат пилюли от печени…

– Вот как? – задумчиво проговорила Хомили. – Я никогда об этом не слышала. Ну и всё равно это был глупый и безрассудный поступок, никому не нужный риск. Оттуда не спустишься иначе как по шнуру от колокольчика. Говорят, Роза смахнула с него пыль метёлочкой, и он стоял так неподвижно рядом с фарфоровым купидоном, что она ни за что не обратила бы на него внимания, если бы он не чихнул. Она была ещё недавно в доме и не знала все статуэтки. Она так завизжала, что мы услышали её даже здесь, под кухней. После того её было не заставить вытирать пыль – разве только со столов и стульев.

– Я редко захожу в гостиную, – вставил словечко Под. – Не стоит труда. Там всё стоит на своём месте, и, если что пропадёт, они сразу заметят. Конечно, бывает, остаётся что-нибудь на столе или на полу возле стула, но только если там были гости, а у них давно уж не бывает гостей: лет десять-двенадцать. Я могу сейчас, не сходя с места, перечислить тебе всё, что есть в гостиной, начиная с горки у окна до…

– А сколько в этой горке красивых вещиц! – прервала его Хомили. – И многие из литого серебра. Там есть серебряная скрипка со струнами и смычком, как раз под рост нашей Арриэтте.

– Что толку в вещах, – вздохнул Под, – которые лежат под стеклом.

– А разве ты не можешь разбить стекло? – удивилась Арриэтта. – Самый уголочек, чуть-чуть ударить, крошечный ку… – Голос её прервался, когда она увидела, с каким удивлением – даже ужасом – смотрит на неё отец.

– Послушай-ка, дорогая, – начала сердито Хомили, но тут же взяла себя в руки и ласково похлопала дочку по плечу. – Она же не понимает, что такое «добывать», – объяснила она Поду. – Она не виновата. – Хомили снова обернулась к Арриэтте: – Чтобы добывать, нужна сноровка – это своего рода искусство. Из всех семейств, которые жили в этом доме, остались мы одни, и знаешь почему? Потому что твой отец – самый искусный из всех добываек; искуснее его в наших краях не было с… ну, со времён, когда ещё был жив твой дедушка. Даже тётя Люпи не могла этого отрицать. А уж куражу в нём было по молодости! Я своими глазами видела, как он прошёл весь обеденный стол из конца в конец уже после того, как прозвучал гонг к ужину, и взял с каждого блюда орех, или конфету, или ещё что-нибудь из десерта и спустился по складке скатерти до того, как в дверь вошёл первый человек. Просто так, для забавы.

– Смысла-то в этом никакого… – не очень уверенно сказал Под.

– Пусть, а всё ж таки кто, кроме тебя, отважился бы на такое?

– Глупость всё это, – вздохнул Под и повернулся к Арриэтте. – Мы не ломаем ничего и не бьём: это уже не будет называться «добывать».