Добывайки

– Мы вообще об этом не говорим: во всяком случае стараемся, – но сегодня вот решили… – Внезапно она повернулась к дочери. – Мы должны честно тебе сказать: сегодня твоего отца увидели наверху.

– О!.. – воскликнула Арриэтта. – Кто?

– Ты о нём никогда не слышала, да и не в нём дело, а в том, что…

– Вы думаете, они заведут кошку?

– Вполне возможно, – вздохнула Хомили.

Арриэтта поставила на пол чашку с супом – она была ей чуть ли не до колен – и уставилась в неё; на её лице появилось какое-то странное, мечтательное выражение.

– А мы не можем переехать? – наконец осмелилась она спросить.

Хомили всплеснула руками и, повернувшись к стене, едва не задыхаясь закричала, обращаясь к висевшей на стене сковородке:

– Ты не понимаешь, о чём говоришь! Червяки, и горностаи, и холод, и сырость, и…

– Но представь, что я вышла наружу и кошка меня слопала. Тогда вы с папой переехали бы? Ведь так? – сказала Арриэтта, и голос её дрогнул. – Ведь так?

Хомили снова повернулась, на этот раз – к Арриэтте. У неё был очень сердитый вид.

– Я тебя отшлёпаю, Арриэтта Курант, если не перестанешь болтать глупости!

Глаза Арриэтты наполнились слезами.

– Я только подумала, что мне тоже хотелось бы уйти отсюда… неслопанной… – И слёзы покатились по щекам.

– Хватит, – сказал Под, – сейчас же прекрати. Отправляйся в постель, Арриэтта, неслопанная и неотшлёпанная. Мы поговорим обо всём этом утром.

– Я вовсе не боюсь! – рассердилась Арриэтта. – А кошек обожаю. Спорю, что кошка ни при чём: Эглтина просто убежала, потому что ей противно было сидеть взаперти… день за днём… неделю за неделей… год за годом… Так же, как мне!

Последние слова были произнесены уже сквозь рыдания:

– Взаперти! – удивлённо повторила Хомили, а Арриэтта, прикрыв лицо руками, твердила как заведённая:

– Ворота… ворота, ворота, ворота…

Под и Хомили уставились друг на друга поверх её склонённой головы.

– Не надо было заводить этот разговор сегодня, – сказал Под уныло. – Да ещё так поздно, перед сном…

Арриэтта подняла залитое слезами лицо и воскликнула:

– Поздно или рано, какая разница! О, я знаю, папа удивительно ловко всё добывает. Я знаю, что мы сумели остаться, хотя все остальные должны были уйти. Но к чему это нас привело? Не думаю, что это так уж умно – всю жизнь жить одним в большом полупустом доме, в подполье, где не с кем поговорить, не с кем поиграть, нечего увидеть, кроме пыльных коридоров, нет никакого света, кроме света свечей и очага да того света, что проникает сюда через щели. У Эглтины были братья, была ручная мышка, у Эглтины были жёлтые лайковые туфли с чёрными пуговками, и Эглтина вышла отсюда… пусть один раз!

– Ш-ш-ш! – ласково сказал Под. – Не так громко.

Половицы у них над головой заскрипели, послышались тяжёлые шаги взад и вперёд, взад и вперёд. Послышался стук кочерги и ворчание миссис Драйвер: «Чтоб ей пусто было, этой плите! Опять восточный ветер поднялся». Затем, повысив голос, она позвала: «Крампфирл!»

Под сумрачно уставился в пол; Арриэтта вздрогнула и плотнее закуталась в вязаное одеяло. Хомили, испустив долгий и тяжкий вздох, внезапно подняла голову и решительно сказала:

– Девочка права!

У Арриэтты сделались круглые глаза, и она испуганно воскликнула:

– Ой, нет!

Правы родители, а не дети. Она знала: дети могут говорить что вздумается и получать от этого удовольствие, всегда зная, что они не правы и с ними не случится ничего плохого.

– Понимаешь, Под, – продолжила Хомили, – для нас с тобой всё было иначе. Здесь были другие семьи, другие дети… В ванной комнате – Умывальники, помнишь? И эта семья, что жила за хлеборезкой… я забыла их фамилию. И мальчики из чулана. И тогда был подземный ход в конюшню, по которому к нам приходили дети Захомутников. Нам было… как бы это сказать… веселей.

– Пожалуй, – сказал Под. – В некотором роде – да. Но куда это нас привело? Где все они сейчас?

– Я не удивлюсь, если многие из них живут и не тужат, – резко сказала Хомили. – Времена изменились, и дом этот изменился. Добыча у нас теперь не та, что прежде. Помнишь, многие ушли, когда здесь рыли канаву для газопровода. Через поле и лес и ещё дальше. Настоящий туннель до самого Лейтон-Баззарда.

– Ну и что они там нашли? – сердито спросил Под. – Гору кокса.

Хомили отвернулась от него и решительно сказала:

– Арриэтта, предположим, когда-нибудь… мы выберем такой день, когда в доме никого не будет, ну и, конечно, если они не заведут кошку, а у меня есть основания полагать, что они её не заведут… предположим, когда-нибудь отец возьмёт тебя с собой, когда пойдёт добывать, ты хорошо будешь себя вести, да? Будешь делать всё, что он скажет, быстро и тихо, без возражений?

Арриэтта вспыхнула и, прижав кулачки к груди, восторженно ахнула, но Под быстро сказал:

– Право, Хомили, мы должны сперва подумать. Нельзя ничего обещать, как следует всё не обдумав. Меня увидели – не забывай об этом. Сейчас неподходящее время брать девочку наверх.

– Кошки не будет, – сказала Хомили. – На этот раз никакого визга мы не слышали. Не то что тогда, с Розой Пикхетчет.