Добывайки на новом месте

– Знаете, что я думаю, миссис Уитлейс? – сказала мисс Мэнсис после недолгого молчания. – После той кражи подсвечников в алтаре, которые, как выяснилось, были куда более ценными, чем все думали, мы стали немного нервными. Не встревоженными, нет, просто нервными, а в таком состоянии порой кажется, что и вещи говорят, – я имею в виду неодушевлённые предметы. У меня давным-давно был лобзик, который, когда я им пользовалась, издавал звуки, похожие на сочетание слов «бедный Фредди». Невозможно было ошибиться. «Бедный Фредди, бедный Фредди…» Это было жутковато. А ещё был кран, откуда капала вода и вроде бы приговаривала: «Но это… но это…» – с жутким ударением на «это». Я что хочу сказать: кран в ризнице, тот, что над мойкой, вполне мог издавать похожие звуки.

– Возможно, – не очень убедительно согласилась Китти, снова открывая свой зонтик и хмурясь. – Что ж, прошу прощения, мисс, но нам лучше поторопиться: Уитлейс ждет свой чай.

Позже тем же вечером, после чая, когда муж устроился у печки с вечерней газетой, Китти рассказала ему эту историю, на этот раз не упустив ни одной подробности, так как муж едва слушал её, углубившись в изучение ставок на скачках, и можно было свободно поразмышлять вслух.

– Я ей сказала, – с тревогой в голосе и некоторой обидой поведала Китти, – что слышала, как будто кто-то спросил: «Что?», – но не сказала – потому что никто, и меньше других ты, Уитлейс, не станет отрицать, что я хорошая кухарка, а, как ты иногда говоришь, хорошего много не бывает, – что ответил другой голос.

– Какой другой голос? – рассеянно спросил мистер Уитлейс.

– Ну я же говорила, что слышала голоса, а не голос.

– Так что же он сказал? – поинтересовался мистер Уитлейс, откладывая газету.

– Он сказал: «Опять ячменные лепёшки…»

В феврале мисс Мэнсис уехала погостить к своей сестре в Челтнем, а когда вернулась – 2 марта, – увидела, что мистер Потт вовсю готовится к летнему сезону в своём игрушечном городке. Зимние снегопады немного повредили маленькие домики, поэтому мисс Мэнсис взялась помогать ему всё исправить, и на это уходило почти всё её время.

Как только вышла в сад, она первым делом подошла к домику добываек, сняла с него крышу и с грустью заглянула внутрь. Там было сыровато, и мисс Мэнсис, чтобы предотвратить новое наводнение и отвести дождевую воду, скопившуюся в лужах на большинстве миниатюрных дорог, выкопала крошечный канал. Если её добывайки когда-нибудь вернутся, они должны найти свой игрушечный домик таким же аккуратным и сухим, каким его оставили. Это самое меньшее, что она может сделать. Крыша, которую она вернула на место, выглядела надежной и крепкой. Да, она сделала всё, что могла: даже заявила о пропаже в полицию, поставив себя в неловкое положение. И это, вероятно, было самым мучительным испытанием из всех!

К середине марта, несмотря на несколько дождливых дней, игрушечный городок уже почти приобрёл свой привычный вид. Как только мисс Мэнсис почистила домик добываек, ей больше не приходило в голову снова туда заглянуть. Он так давно пустовал. А если они хотят открыть городок для посетителей на Пасху, то у неё оставалось ещё много дел. Надо было изготовить новые фигурки, переодеть старые, подвижной состав смазать маслом и покрасить, починить крыши, выполоть сорняки в садах… Мистер Потт очень умно придумал эти дренажные трубы, и вся вода теперь сливалась в один ручей. Мисс Мэнсис особенно гордилась своими дубами – толстыми стеблями кудрявой петрушки, которые она окунула в клей и покрыла лаком.

Именно мисс Мэнсис убедила мистера Потта поставить забор из колючей проволоки вдоль берега реки. У неё не было сомнений: тот, кто похитил добываек, подошёл к игрушечному городку со стороны реки.

– Мне это кажется бессмысленным, – запротестовал мистер Потт, – раз их теперь нет…

И всё-таки он вбил столбы и надёжно натянул на них проволоку. Пусть сам никогда до конца в добываек не верил, мистер Потт понял, хотя и не сказал об этом, что история об этом народце очень много значит для мисс Мэнсис.

Итак, долгая зима прошла, и наконец-то дала о себе знать весна. Надо добавить, что оказалась она весьма странной для всех, о ком говорится в истории…

Глава третья

Супруги Платтер, Сидни и Мейбл, сидели напротив друг друга за столом в кухне своего Беллихоггина, в Уэнт-ле-Крейсе, явно пребывая в состоянии шока: дар речи словно покинул их, и они просто молча таращились один на другого.

Мистер Платтер, строитель и декоратор по профессии, иногда – при определённых обстоятельствах – устраивал ещё и похороны для состоятельных местных жителей. Сухое морщинистое лицо придавало ему сходство с крысой, а очки без оправы отражали свет, поэтому глаз его никто никогда не видел. Миссис Платтер, дама внушительных габаритов, обладала тяжёлым рыхлым лицом какого-то странного бежевого оттенка.

На столе перед ними в ряд стояли три блюдечка с чем-то остро пахнущим и липким, похожим на переваренный рис, но миссис Платтер называла это «кеджери»[2].