Добывайки на реке

Это была та самая шпилька, которую Арриэтта нашла в трубе, только теперь, после мытья, она стала блестящей.

– А знаете, что мы сделаем? То есть пока мы здесь?

– Что? – спросила Хомили.

– Станем приходить сюда каждое утро и смотреть, что вынесла из трубы вода! – объявил Под.

Хомили возразила, заканчивая складывать бельё:

– Вряд ли мы тут что-нибудь найдём.

– А как насчёт золотого кольца? Не одно золотое кольцо – во всяком случае, так говорят – было утеряно в водостоке… Да и от английской булавки ты тоже не откажешься.

– Лучше уж булавка, чем кольцо, – сказала Хомили, – при нашем-то образе жизни.

Они отнесли узлы за излучину и сложили у чайника. Хомили забралась на гладкий камень у входа и заглянула через дыру внутрь. Сверху, через приоткрытую крышку, лился холодный свет, пахло ржавчиной, и было очень неуютно.

– Что нам нужно успеть до захода солнца, – сказал Под, – так это раздобыть хорошей, сухой травы, чтобы застелить дно. Одеяло у нас есть…

Он посмотрел по сторонам – как бы им забраться на склон? – и увидел неподалёку идеальное место, словно созданное для добываек: с кромки крутого берега позади них свисал пучок спутанных корней. В былые времена, выйдя из берегов, река вымыла между ними землю, и теперь они спускались вниз кистями и гроздьями, пружинистые, но надёжные. Под и Арриэтта ловко вскарабкались по ним наверх, словно там были кольца для рук, упоры для ног, качели, лестницы, канаты… как в настоящем гимнастическом зале, только для добываек. Жаль, что до верхнего края они добрались слишком скоро.

Здесь, среди бледно-зелёных копий свежей весенней травы, попадались пучки тонких, как волосы, прошлогодних травинок, выгоревших до светло-жёлтого цвета. Под косил их лезвием бритвы, Арриэтта связывала копёшки и бросала вниз, а Хомили собирала и относила к чайнику.

Когда дно наконец было устлано толстым слоем сухой травы, Под и Арриэтта слезли со склона… Солнце садилось, воздух посвежел, а в чайнике теперь пахло сеном.

– Что нам всем не повредило бы, – заметила Хомили, – так это чашечка горячего чая перед сном…

Но поскольку вскипятить воду было невозможно, пришлось довольствоваться яйцом. Осталось ещё больше половины, и каждый получил по толстому ломтю, украшенному листом щавеля.

Под размотал просмолённую верёвку, завязал один конец узлом, а второй продел через середину пробки и туго затянул.

– Для чего это? – спросила Хомили, возвращаясь с реки, куда относила скорлупки, и вытирая руки передником (слава богу, сегодня не надо было мыть посуду).

– А ты не догадываешься?

Теперь, отдуваясь, Под обрезал пробку со всех сторон и принялся скашивать края.

– Чтобы заткнуть дыру?

– Именно. Когда заберёмся внутрь, засунем её туда вроде затычки и закроемся наглухо.

Арриэтта снова вскарабкалась по корням наверх, и родители увидели, как там, на гребне склона, на более открытом месте, ветер развевает ей волосы. Вокруг неё на фоне темнеющего неба колыхались высокие травинки.

– Ей нравится жить на природе, – нежно заметила Хомили.

– А тебе? – спросил Под.

– Ну… – ответила, помолчав, Хомили, – насекомые не в моём вкусе, я их никогда не любила, да и суровая жизнь тоже не по мне. Но сегодня у меня вроде бы хорошо на душе.

– Вот это разумные слова, – продолжая орудовать лезвием бритвы, похвалил жену Под.

– Вполне возможно, – добавила Хомили, – я так себя чувствую именно благодаря этой пробке.

Где-то далеко заухала сова – глухой звук плавно и мелодично долетал к ним из полутьмы, – и глаза Хомили расширились от страха.

– Арриэтта! – в тот же миг разнёсся по округе её пронзительный крик. – Быстро спускайся!

В чайнике было уютно, а с закрытым входом и опущенной крышкой к тому же вполне безопасно. Опустить крышку мужа уговорила Хомили, объяснив:

– Смотреть нам ночью не на что, а воздуха сюда попадёт достаточно и через носик.

Когда они проснулись на следующее утро, солнце уже поднялось, и стенки чайника сильно нагрелись. Но какая радость – поднять крышку, подтягивая постепенно верёвку, и увидеть безоблачное небо! Под выбил ногой пробку, они выбрались через дыру наружу, и перед ними снова возник берег…

Завтракали они на воздухе. Яйцо понемногу уменьшалось, но оставалось ещё две трети.

– А солнечный свет – та же еда, – заметил Под.

После завтрака, взяв шляпную булавку, Под отправился к трубе посмотреть, что вынесла вода, Хомили вывесила проветрить красное одеяло, затем занялась в чайнике уборкой, а Арриэтта снова залезла по корням наверх, намереваясь обследовать склон.

– Не уходи далеко, – предупредил Под, – и время от времени подавай голос. Нам не нужны сейчас никакие происшествия… по крайней мере до возвращения Спиллера.

– И после его возвращения – тоже, – ввернула Хомили.

Сегодня она выглядела непривычно спокойной и умиротворённой; делать ей было больше нечего: никакой тебе готовки, никаких перестановок или усовершенствований – только сиди и жди.