Дочь бакенщика

— Ильсеяр, голубушка, коли придется быть в Ташкисаре, занесешь топор тетушке Минлебикэ… Что же ты, неужто не знаешь, где наш дом?.. Внизу лавка, наверху горница… Да разве тот дом Галляма-хаджи? Вот оказия, а я думал — мой. Гляди сюда. Во-он, видишь, изба наклонила лохматую голову да подмигивает одним глазом, — старик показал на видневшуюся вдали, покосившуюся под соломенной крышей избушку, одно из двух окошек которой было забито досками. — Это и есть наши хоромы, смотри не забудь. Тетушка Минлебикэ свежим творогом тебя угостит. Ведь у нашей коровы отменное молоко. Что удивляешься? Опять не так? Вот тебе на́, да неужто коза? А мы все думаем, что у нас корова. Ну прощай, голубка. Зайдешь к нам, ладно? Пошли, Аухади, будем друг дружки держаться.

Ильсеяр стояла, закусив палец, и удивленно смотрела вслед занятному старику.

Глава 16 «До свидания, дядя Костин»

Партизаны быстро перебрались на пароход. Последним переправлялся в лодке Костин. Он сидел на носу и поторапливал деда Бикмуша.

— Греби живее, дед, каждая секунда дорога. Пусть Мэрдан завтра же расскажет обо всем в комитете. Сколько приняли в отряд солдат и крестьян, трудно пока сказать. Э, нет. Не каждого, кто погрузился на пароход, мы можем считать своим. Но пускай товарищи не беспокоятся: как только пароход тронется, о каждом расспросим. Подозрительных высадим, ну, а если волки попадутся в овечьей шкуре, то… Ладно, прощай. Спасибо. Мэрдан знает, кому отдать пакеты. Скажи, пусть остерегается…

Лодка ткнулась носом о борт парохода. Костин сильной рукой схватился за поручни и перемахнул на палубу. И тут только увидел понуро стоявшую на корме лодки Ильсеяр. Он с жалостью посмотрел на нее.

— Ах, милая, я тебя и не заметил второпях. Не обижайся, ладно? Ты совершила большой подвиг, оказала неоценимую услугу делу революции. Спасибо тебе, Ильсеяр. Не отряду одному, а всей стране ты помогла. Прощай!

Костин улыбнулся. Ильсеяр тоже широко улыбнулась в ответ. Обида ее уже прошла. Она вскочила на ноги.

— До свидания, дядя Костин! Как побьете всех белых, приезжай к нам!

Ильсеяр что-то еще крикнула, но Костин уже не услышал ее. Мощный пароходный гудок поглотил все остальные звуки.

Пароход загудел еще раз и тронулся, прорезая Белую острой своей грудью. Лодка, слегка покачиваясь на вздыбленных пароходом волнах, плыла к берегу.

Поглядывая на волны и на пароход, дед Бикмуш сказал Ильсеяр:

— Садись, сорвешься.

Слышала или нет Ильсеяр, но она все стояла на ногах и махала вслед пароходу цветастым своим платком.

Пароход полным ходом шел навстречу солнцу. На палубе партизаны и солдаты слушали командира Храброго, который, размахивая руками, что-то им рассказывал. Костин с Уметбаевым и Редько стояли на капитанском мостике, наблюдая путь. А путь перед ними лежал открытый, ясный, солнечный…

За пароходом, сопя и фыркая, следовал буксир. На его палубе какой-то партизан лихо растягивал гармонь. А другие, словно боясь заглушить звуки гармони, вполголоса тянули песню.

По краю обрыва легкой рысью шел конный взвод.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

Глава 1 Через несколько дней...

Осень, ночь.

Жгучий ветер.

Ветер лез в будку сквозь щели в прогнивших бревнах, пробирался через ветхие рамы окошка, стучал крупными каплями дождя в стекла… Ветер бесновался. Бился о будку то с правой, то с левой стороны, словно хотел повалить ее наземь. Ветер кружил со свистом в трубе, выл за стеной, как голодный волк, не сумевший пробраться в овчарню.

Вот дверь в будку распахнулась настежь. Дед Бикмуш, глухо кашляя, ступил через порог. В тусклом свете фонаря блеснула мокрая от дождя черная кожанка. Дед поставил фонарь на пол и сел на порог, прислонившись плечом к косяку.

Ильсеяр, которая лежала под старым бешметом и разным тряпьем, узнала в пришедшем деда и устало закрыла глаза. Уже несколько дней ее трясла лихорадка.

Сколько раз за этот вечер дед Бикмуш входил в будку, весь промокший от дождя. Сколько раз опускался он на порог и зажигал от фонаря свою трубку. Только прежде он обязательно что-нибудь да говорил Ильсеяр: «Не видать еще» или «Запоздал что-то». Спрашивал заботливо: «Как ты там, Ильсеяр, внученька?» Утешал, обещал, ежели раздобудет чесноку, отварить его в молоке. «Выпьешь, и лихорадку враз слизнет», — уверял он ее. А сейчас дед Бикмуш молчал, обхватил руками голову и уставился задумчиво на фонарь.

Это испугало Ильсеяр. Она приподнялась, облокотилась на подушку:

— Дедушка, ты что поскучнел как?

Старик, приподняв фонарь, осветил угол, где лежала Ильсеяр, и увидел устремленные на него мокрые от слез глаза.

— Никак, плачешь, внучка?

— Нет… Это я так, дедушка. А вдруг с папой что-нибудь случилось? Что мы будем делать тогда, дедушка?..

— Не горюй, ничего не случится. Вернется скоро. Дел у него много. Дядя-то Костин сколько ему дал поручений. Не успевает небось.