Дочь бакенщика

Впереди, совсем близко, стал виден город, о котором Ильсеяр знала только понаслышке.

Когда Ильсеяр и дед Бикмуш совершенно выбились из сил и переход начал из-за них затягиваться, двое казаков взяли их к себе в седло. Но теперь, лишь только показался город, офицер велел ссадить их.

Ильсеяр, ступив на землю, взглянула на деда. «Как он тогда стерпел, не крикнул?» — подумала она, увидев на лице старика след от нагайки. След кровавым рубцом тянулся от левого виска к правому уху. Распухшее, почерневшее веко закрыло левый глаз.

— Очень болит, дедушка?

Старику не хотелось огорчать Ильсеяр.

— Нет, не очень. А ты как? — спросил он ее и сам же ответил: — Горишь вся. И губы обметало…

Ильсеяр не успела вымолвить и слова, как казак с приплюснутым носом, что-то давно молчавший, гаркнул.

— Эй, вы! Не скулите!

Когда они ступили на узкую городскую улицу, уже совсем рассвело. Но солнце еще не показывалось. По обеим сторонам улицы тянулись дома, большей частью двухэтажные. Встречались и каменные здания. Только город, судя по всему, претерпел немало испытаний. Стекла во многих окнах были выбиты, у некоторых домов сорваны ворота. Витрины, двери лавок были наспех заколочены досками вдоль и поперек тут же валялись покореженные жестяные вывески. Было безлюдно. Лишь изредка попадались солдаты с котелками в руках. Над котелками поднимался пар, и ветер доносил вкусный запах щей, до боли дразнивший голодный желудок Ильсеяр.

Солдаты останавливались и удивленно смотрели на деда Бикмуша и Ильсеяр, а некоторые провожали их добрым, сочувственным взглядом.

Справа показался трехэтажный кирпичный дом. Перед домом ходили двое часовых. Вот часовые остановились и принялись скручивать цигарки. Один зажег спичку, другой пригнулся к его руке, чтобы прикурить. В эту минуту на втором этаже распахнулось окно и оттуда спрыгнул мужчина с густыми спутанными волосами, одетый в куртку. В руке у него был наган. Он мгновенно вскочил на ноги и помчался по улице, держась ближе к заборам. За ним кинулся один из часовых, потом остановился и с колена выстрелил несколько раз в беглеца. Затем снова побежал. На помощь часовому, стреляя из карабина, поскакал казак с приплюснутым носом, за ним еще несколько казаков, но беглец, видимо, уже был у цели. Он круто повернулся, выстрелил в приближающегося к нему всадника и перемахнул через забор. Казак, словно куль с мукой, скинутый с телеги, свалился с седла. Казак с приплюснутым носом спрыгнул с лошади и полез было за беглецом, но тут раздался еще выстрел, и он, отчаянно взвыв, повалился на землю.

Ильсеяр, позабыв о своих горестях, весело заулыбалась. Довольный, ухмыльнулся и дед Бикмуш.

— Кажется, подох. Слава богу… — сказал он, обнимая Ильсеяр.

— Да, дедушка.

— Молодец парень, что и говорить…

Соскочив с коней, казаки окружили лежавшего и, сняв фуражки, перекрестились. Перекрестились и казаки, оставшиеся около Ильсеяр и деда Бикмуша. Затем тронули лошадей и поехали дальше, подгоняя старика с девочкой.

Вскоре они вышли на широкую, мощенную булыжником площадь. Здесь собралось много народу. Слышались крики, плач. Кто-то бросил камнем в вооруженных солдат, стоявших около телеграфных столбов.

Дед Бикмуш поднял глаза и вдруг остановился как вкопанный. К телеграфным столбам были прибиты перекладины и на них, покачиваясь на ветру, висели люди. Четверо повешенных.

— Ох, звери! — глухо проговорил дед Бикмуш, сжимая кулаки.

— Ой, дедушка! — судорожно вцепилась в старика Ильсеяр. — Смотри, там наш дядя Андрей! За что его?..

— За что? Эх, Андрей, сынок…

— Не разговаривать! — раздался окрик офицера.

— Не дери глотку! — с ненавистью ответил ему дед Бикмуш.

Казак, заскрежетав зубами, замахнулся на старика, но не ударил, лишь выругался непристойно и приказал:

— Налево!

Дед Бикмуш, держа Ильсеяр за руку, свернул в переулок. Оттуда крупными буквами вывески смотрел на них трехэтажный, весь облупившийся дом.

Девочка испуганно прижалась к деду и, потянувшись к его уху, шепнула:

— «Тюрьма» написано, дедушка. «Городская тюрьма».

— Видать… — глухо ответил дед Бикмуш, оглядываясь на женщин, которые с узелками в руках стояли возле тяжелых, выкрашенных в черный цвет ворот. — Передачу принесли…

Офицер подъехал к воротам и, пригнувшись, крикнул в пробитое в них маленькое зарешеченное окошко:

— Отвори!

Но ворота не отворились.

Казак раздраженно соскочил с лошади и начал стучать кулаками в ворота. Не достучавшись, он пошел к входу на другом конце здания и, ругаясь, скрылся за дверями.

Из тюрьмы неслись душераздирающие крики. Ильсеяр поглядывала на окна, но никого в них не замечала.

— Дедушка, почему кричат там?

— Крики в тюрьме не диво, милая. В тюрьме всегда кричат. Все кричат. Избивают небось кого… Ох и бьют тут крепко!

— Ой, дедушка!..