Дочь бакенщика

Тут все знакомо Ильсеяр: и мечеть, и сады — вся деревня. Однако здесь она шагает не так вольно, как по бережку. Опасается чего-то. И не по дороге идет, а по сжатому ржаному полю. Пройдет немного и оглянется или краешком глаза поведет по сторонам. Ногам Ильсеяр больно от сухой стерни, и она ступает осторожно, придавливая ее скользящим шагом.

Наконец Ильсеяр дошла до околицы деревни и стала пробираться задами, по огородам. Вот она постояла возле чьего-то плетня и быстро шмыгнула в глубь огорода к бане, прикорнувшей среди зелени. Тихо-тихо стукнула в окошко.

— Иди к дверям, — раздался изнутри знакомый голос.

Ильсеяр и раньше прибегала сюда с разными поручениями.

Но тогда она не понимала, зачем ее посылали. А сейчас…

Дверь отворилась.

Ильсеяр обдало теплым, спертым воздухом.

— Входи!

Ильсеяр вошла в еле освещенную коптилкой баню и протянула руку хозяину:

— Здравствуй, дядя Джаббар.

— О-о, — протянул Джаббар. — Откуда ты взялась?

Ильсеяр расстегнула бешмет и вынула пачку небольших желтых листовок.

— Нате… Из города, дядя Громов послал.

— Товарищ Громов?

— Да… Который на моего папу похож. Раздать велел по деревням вот по этому списку.

— Ничего не понимаю… или ты…

Ильсеяр рассказала ему все, что с ней произошло.

— Бумаги эти мне позже передали… В пути догнали меня…

— Сам товарищ Громов?

— Нет, сам он в тюрьме остался. Его жена, тетя Марфа.

— Ничего не понимаю.

— Чего же тут не понимать? Вчера, когда ему принесли передачу, дядя Громов дал знать жене, что меня выпускают, и велел, чтобы через меня послали бумаги. Тетя Марфа меня в поле уже догнала. Она видела, как я вышла из тюрьмы, но подойти ко мне в городе побоялась.

— Откуда же она тебя знает, Марфа?

Ильсеяр, конечно, могла бы сказать, что тетя Марфа и раньше несколько раз заходила к ним в будку, только Ильсеяр не знала, что она жена Громова. Но стоит ли вдаваться в эти подробности?

— Не знаю, дядя Джаббар, — ответила она спокойно.

Джаббар даже оторопел. Он внимательно смотрел на Ильсеяр, на листовки, потом подвел Ильсеяр к крохотному окошку, сквозь стекла которого падал лунный свет.

Да, та самая Ильсеяр, которая всегда прибегала передавать весточки от отца и сама, конечно, не понимала, что кроется за словами: «Отец получил письмо с фронта от младшего брата» или «Отец приглашает на рыбалку». Та самая Ильсеяр, дочь бакенщика.

Джаббар ласково поднял ее и прижал к груди. Под бешметом Ильсеяр зашуршала бумага.

— Или еще есть? — спросил Джаббар.

— Те не для вас, — ответила Ильсеяр и, сказав, что ей надо торопиться, пошла к выходу.

Вдруг из-под полка вылезли несколько человек. Ильсеяр подозрительно посмотрела на хозяина.

— Свои, — сказал тот и протянул товарищам листовки: — Нате!

Те схватили листовки и, низко склонившись над лавкой, на которой стояла коптилка, стали читать. Ильсеяр присела на порог, чтобы надеть лапти. В эту минуту постучали в окно. Джаббар вышел и тут же вернулся обратно. За ним следовал высокий, широкоплечий старик, русский. Он сразу заметил Ильсеяр и как-то странно посмотрел на нее из-под низко надетого картуза. Потом спросил у Джаббара:

— Чья?

— Это наша Ильсеяр, дочь бакенщика.

— Дочь бакенщика? Не Мэрдана ли?

— Она самая, Матвей Иванович.

Старик вдруг покачнулся и, обхватив руками голову, прислонился к стене:

— Наконец-то! Господи, помилуй!..

Все ошеломленно переглянулись.

— Что с тобой, Матвей Иванович? — промолвил Джаббар.

Матвей Иванович, не отвечая ему, опустился на колени возле Ильсеяр:

— Дочка моя!..

Это еще больше поразило всех.

— Ты что, Матвей Иванович, девочку пугаешь? Ведь ее отец Мэрдaн.

— Да… Мэрдан… А я отец ее матери. Я сам первый поднял на нее руку за то, что она вышла замуж за татарина, — глухо произнес старик.

Да, это был отец Варвары. Он очень скоро раскаялся тогда в своей жестокости. Но ненависть к Мэрдану, которого Матвей Иванович считал врагом своей веры, главным виновником гибели дочери, не утихала. Старик решил, что его душа не найдет покоя до тех пор, пока он не расправится с Мэрданом, пока не отнимет у него ребенка.

Дошли до него слухи, что Мэрдана приютил лесник Андрей. Но тот понял, что не для доброго дела расспрашивал старик о муже покойной дочери, и постарался замести его след, пустил слух, что Мэрдан ушел не то в Донбасс на шахты, не то на Урал.

Матвей Иванович горько запил, пропил все, даже свой клочок земли, и ушел со старухой в Белебеевский уезд, где, он слышал, жизнь была посытней. Нанялся там в батраки к одному кулаку-мироеду и, возможно, так и смирился бы, прожил бы до конца своих дней, да революция все перевернула. Началась гражданская война, и понял батрак Матвей Иванович, что не тех он ненавидел всю жизнь, кого следовало… А совсем недавно, когда с боями вошел в их село отряд Костина, старик подружился с партизанами и услышал от них о штурме парохода на Белой, о Мэрдане с маленькой дочерью узнал.

Тогда он и решил во что бы то ни стало найти свою внучку.