Дочь часовщика. Как видеть свет в кромешной тьме

15 июня Петера освободили из тюрьмы. Ничего особенного – несколько коротких формальностей, и он вернулся на улицы Амстердама. Однако в его церкви все изменилось. Проповеди с кафедры стали расплывчатыми и короткими. Работы он лишился: из-за необходимости в дополнительном количестве электричества для движения поездов его должность органиста упразднили. Другое изменение, которое он заметил, заключалось в том, что еды с каждым днем становилось все меньше; о нормальной еде уже даже не шло и речи. Основные продукты питания – хлеб и картофель – теперь было невозможно найти, и голландцы были вынуждены есть то, что все еще было доступно: цветы. Луковицы тюльпанов, например, отваривали или обжаривали и использовали вместо картофеля.

Петер также обнаружил, что преследование евреев усилилось: теперь каждого еврея, схваченного нацистами, перевозили в концентрационный лагерь и казнили. Он не был евреем, но находился под прицелом новой нацистской программы «раззия». Из-за нехватки рабочей силы в Германии – военная служба была обязательной для всех взрослых мужчин – в стране нуждались в рабочих на фабриках. Таким образом, немцы начали совершать набеги на районы оккупированных территорий и отправлять схваченных молодых людей в Германию на принудительные работы. Однако у Петера было свидетельство, подтверждающее, что он работал в церковной организации, что освобождало его от «квалификации» на такую работу. Во всяком случае, пока, так он надеялся.

Неделю спустя он посетил конференцию христианских служащих в соседнем городе Хилверсюм. Когда он выходил из здания, его схватили двое полицейских. Они сообщили ему, что он арестован, и Петеру стало понятно, что он снова попал в переделку. Он попытался протестовать, заявив, что у него есть освобождение от перевозки в Германию, но один из офицеров прервал его.

«Побереги силы. Объяснишься в другом месте».

Ту ночь Петер провел в грязной, сырой камере с несколькими пьяницами.

Утром его отвели в кабинет немецкого коменданта. На вопрос, почему он еще не уехал в Германию работать на фабрике, Петер ответил, что он проповедник и поэтому освобожден от такого «призыва».

«Чем ты можешь это доказать?»

Петер достал из бумажника церковное свидетельство и показал ему.

Офицер взглянул на него и рассмеялся. «Мы больше не верим этим вашим сертификатам. Здесь, в Голландии, похоже, каждый мальчишка считает себя священником. Более того, сынок, по мне так ты вообще не похож на проповедника. Ты слишком молод. Я, пожалуй, отправлю тебя в Германию, чтобы ты нормально работал вместе с остальными».

Глава 5 Уход под воду

Петер знал, что у него есть лишь один шанс, думать нужно было быстро. В Амстердамской тюрьме пришлось несладко, но он также знал, что, если он попадет на немецкие фабрики, домой он никогда не вернется.

«Погодите минутку, господин офицер, – сказал он. – У меня есть другие доказательства того, что я проповедник».

«Это какие же?»

«Уделите всего пять минут вашего времени, послушайте, как я расскажу вам о Евангельском послании. Тогда вы поймете, правду я вам говорю или нет».

Командир откинулся на спинку стула и смотрел на него, казалось, несколько дней. Он подозвал другого офицера, они кратко переговорили, о чем – Петер расслышать не смог. Внезапно немец раздраженно поднял глаза и указал на дверь.

«Воооон отсюда!»

Петер поспешил исчезнуть, прежде чем удача изменит ему.

Однако «рацциас» продолжались с нарастающей суровостью. Немецкие солдаты вылавливали парней на всех ключевых городских локациях – без лишних вопросов они просто арестовывали их и отправляли в Германию. Теперь выходить на улицу стало опасно, удостоверение церковнослужителя больше не помогало. Каждый раз выходя из дома, он одевался в сестринскую одежду. Удивительно, но шарфы и юбки сработали: несколько раз солдаты даже свистели ему вслед.

Однако шли дни, и теперь даже маскарадного костюма стало недостаточно: «агенты-вербовщики» гестапо без предупреждения совершали набеги на дома, хватая всех обнаруженных парней. На данный момент альтернативы не осталось: Петеру пришлось «уйти под воду».

Голландцев, которым приходилось исчезать и прятаться то тут, то там, как это делали евреи, прозвали ондердуйкерами (Onderduikers)[19]. Евреи тоже старались не «выплывать на поверхность», ведь последствия их поимки были радикально иными. Для голландцев-неевреев арест означал тяжелый принудительный труд; для еврея арест означал смерть.