Дочь часовщика. Как видеть свет в кромешной тьме

Однако крыша служила не просто местом отдыха; она также стала чем-то вроде консультационного центра: беженцы слушали истории друг друга и предлагали утешение, совет или соболезнования. Вечером 18 июля Ганс поднялся на крышу и увидел невероятную картину: под гул бесчисленных бомбардировщиков Королевских ВВС, направляющихся на Амстердам или Германию, на озаряемом огнем небе сверкал темный крест римско-католической церкви на Нью-Груэнмаркт. «Два луча прожектора вспыхнули на юго-востоке, – вспоминал он, – лучи света искали друг друга, стремились пересечься, почти игриво выплясывая на фоне ночного неба».

В одиннадцать часов зазвонил колокол на старой церкви Святого Баво, и Ганс поднял глаза к небу. Восхищаясь Большой Медведицей, Орионом и семью Плеядами, он начал думать о Миес – обдумывая их ситуацию. Дверь на крыше открылась.

Беженцы Бейе дышат свежим воздухом и принимают солнечные ванны на крыше, занимаясь домашними делами. Слева направо: Мэри, Лендерт, Хенк Весселс, Ханс, Йоси и Теа

Появилась Мэри и сказала, что ей просто необходимо с кем-нибудь обсудить сложившуюся ситуацию. Ганс с сочувствием послушал, как девушка описывала свою любовь – итальянца по имени Антонио Санзо. По ее словам, они познакомились в начале 1930-х годов, когда отдыхали в Риме. У него была многообещающая карьера в Римском Банке, и они обручились. Однако в 1938 году фашистский диктатор Бенито Муссолини объявил вне закона браки между итальянцами и евреями, поэтому они отложили свадьбу до тех пор, пока ситуация не изменится.

Она сказала Гансу, что не видела Антонио целый год. «Я не знаю, где он, в армии ли он и жив ли вообще. Скорее всего, для него слишком опасно общаться с еврейкой. Я не знаю, стоит ли мне пытаться передать ему сообщение. Ганс, я не знаю, что делать. Иногда я чувствую такое отчаяние… Сегодня, например, годовщина нашей помолвки».

«Вот это да, – сказал Ганс, – почему же вы не рассказали нам раньше? Разве мы не готовы разделить печали друг друга так же, как и наши радости?»

«Но ведь никто из нас не может ничего сделать!»

«Я, конечно, не знаю. У меня нет решения вашей проблемы, Мэри, но послушайте, почему бы вам не написать совершенно невинное письмо своему возлюбленному? По крайней мере, оно подскажет ему, что вы все еще живы. Мы могли бы попросить Кика тен Бума, когда он в следующий раз приедет в гости, отправить письмо где-нибудь подальше от Харлема. Его можно было бы подписать «Мэри ван Италли».

Она улыбнулась: «Вы действительно думаете, что это сработает?»

«Почему нет? Просто позаботьтесь о том, чтобы никто не смог отследить, что вы здесь». Обнадеженная Мэри обещала, что попробует последовать совету.

Концерт в Бейе. Слева направо: (за фортепиано) Дженни ван Данциг, Йоси, Мэри, господин де Фриз (играет на скрипке), Бетси, Хенк Видейк, Мирьям де Йонг, Корри, Опа. Надпись на обороте гласит, что фотография, возможно, была сделана Гансом Поли

Вместе с тем в окрестностях Харлема ситуация ухудшилась. На следующий день Ганс узнал, что арестованы друзья его родителей вместе с девятью евреями, которых они приютили. Беженцы в Бейе волновались, но Корри заверила всех, что ангелы защищают их дом.

В тот же самый день Анна Франк записывала то, что происходило с бомбардировщиками Королевских ВВС, которых Ганс слышал накануне вечером: «В воскресенье север Амстердама подвергся сильной бомбардировке, – записала она в своем дневнике. – По-видимому, там было много разрушений. Целые улицы лежат в руинах, и им потребуется некоторое время, чтобы откопать из завалов все тела погибших.

На данный момент по новостям докладывают о двухстах убитых и бесчисленном множестве раненых; больницы не справляются. Нам рассказывают о детях, одиноко ищущих в тлеющих руинах своих мертвых родителей. Меня до сих пор бросает в дрожь при воспоминании о глухом, отдаленном гуле, который означал приближающееся разрушение».

По иронии судьбы, именно девятнадцатого числа Гитлер встречался с Муссолини в Северной Италии, настаивая на том, чтобы итальянцы нарастили свои военные усилия.

Пока они совещались, семьсот бомбардировщиков союзников сбросили на Рим 1100 тонн бомб. Муссолини был арестован своими же людьми шесть дней спустя.