Дочь часовщика

— А разве дети были не из деревни? И пропали они не здесь, а в лесу возле рудника?

— Дети были из деревни, но работали тут. А рудник на землях при замке, до него лесом всего полчаса ходу. Это по дороге далеко. А если срезать, и до вашего Ольденбурга близко совсем. Но лесом лучше не ходить, особенно когда стемнеет… сюда, бывает, и волки забредают.

И Луция вдруг зашептала азартно:

— Приходите на кухню вечером, после того как слуги отужинают и отдыхают. Мы сделаем пунш и поболтаем. Хотите? И господин Липке придет, он не такой, как хозяин, очень славный!

Луция мило порозовела. Надо же, кажется, ей по сердцу этот Курт! Хоть и старше ее намного.

— А вот Зандера мы не зовем никогда. Он скучный пень и нелюдим! — Луция сделала брезгливое лицо. Кто такой Зандер, я узнать не успела, потому что мы уже пришли.

Оказалось, что библиотека и была хозяйским кабинетом.

Фон Морунген успел переодеться в простой черный костюм и теперь сидел за столом, перебирая бумаги. Курт хлопотал рядом, наливая из графина в стакан красное вино.

— А, вот и вы.

Фон Морунген отложил бумаги и поднялся.

— Признаться, я благодарен вам, госпожа Вайс. Сегодня сердце не беспокоило, но по дороге домой нашла слабость. Впрочем, сейчас уже все в порядке. Не знаю, чем было вызвано недомогание. Может, шестеренки засбоили, может, старое ранение, а может и возраст дает знать.

Меня удивила его разговорчивость; потом я заметила, что графин был наполовину опустошен и поняла, что полковник успел порадовать себя перед обедом парой бокалов вина.

— Вы часто бывали ранены? — участливо спросила я, подходя к столу.

— Всего один раз, но чуть не погиб. Если бы не Зандер, так и остался бы на поле боя кормом для воронов. Он меня нашел и вытащил.

— Зандер — это брадобрей его милости, — пояснил Курт. — Вы с ним пока не встречались. Бывший сержант из нашего полка, был ранен в голову и малость оглох. Его милость приютили его после войны, придумывают ему разную работу. А вот я как думаю: Зандер себя и приживалой неплохо бы чувствовал. Ходит все, рыскает, разнюхивает… А чего рыскает? Чего разнюхивает, черт глухой? Поди пойми. Ответа-то от него не дождешься.

Курт недовольно покосился на хозяина. Кажется, особой любви камердинер к неведомому Зандеру не испытывал. Наверное, тот бледный человечек, который так напугал меня в коридоре, и был этим самым брадобреем-приживалой.

— Оставь Зандера в покое, — негромко сказал фон Морунген. — Он под моим присмотром, и довольно.

Барон не осадил своего камердинера, и я сделала еще один вывод. Курт был для него скорее другом, старым боевым товарищем, чем слугой. Это можно понять: как-никак десять лет вместе.

— Вы наблюдаетесь у лекаря, ваша милость?

— Иногда наведываюсь к городскому доктору, но тот считает, что я здоров как бык. Его пугают эти железяки у меня в груди, поэтому осматривает он меня неохотно. Да и толку от него… предлагает кровопускания и клизмы.

— Да, это его излюбленные методы, — улыбнулась я.

Полковник снял сюртук, расстегнул рубашку и деликатно обнажил часть груди — только ту, в которой располагалась металлическая дверца.

— Вы, ваша милость, садитесь в креслице, а барышня на пуфике рядом пристроится, — захлопотал Курт. — Вам удобно будет, госпожа Вайс? Может, его милости лучше лечь? В спальню тогда пройдем…

— Нет-нет, мне будет удобно, — заверила я.

К осмотру приступила чуть смелее, чем в первый раз, но все же робость была почти невыносимой. Все-таки это странно, и жутко — живой организм и часовой механизм действуют, как одно целое! Словно полковник не был человеком, а каким-то сказочным монстром, которого заколдовал злой волшебник… или добрый — в наказание за проступок.

Несмотря на вызванной вином приступ добродушия, наместник по-прежнему внушал страх. Была в нем некая ожесточенность, ледяная уверенность, и холод этот будто замораживал меня, делал косноязычной и неловкой.

Он хотел отправить отца в тюрьму. А его угроза выпороть Риту? Что было бы, поймай он нас тогда в лесу у рудника? Отхлестал бы стеком как пить дать! И меня отхлестал бы, не будь я дочерью уважаемого в городе человека…

Руки опять задрожали, но, к счастью, фон Морунген не заметил. Мало-помалу я успокоилась и приступила к делу. Полковник откинул голову на спинку кресла, закрыл глаза и сидел молча в течение всей процедуры. Мой дар не откликался, но я уже знала, что нужно делать.

— Не вижу никаких поломок, — сообщила я, прислушиваясь к ритмичному «динь-ток-клац». — Сейчас механизм работает исправно. Хотите, чтобы я его завела?

— Не стоит, — отказался полковник, застегивая рубашку. — Позаботился об этом утром.

Он поднялся, надел сюртук и оценивающе посмотрел на меня. Я опустила голову и принялась складывать инструменты в футляр.

— Я готов взять вас на службу, если вы не передумали, — вдруг сказал он, и я насторожилась. — Курт прав: вы уже здесь и согласились. Нет смысла искать другого механика. Не люблю терять время.

Курт довольно хмыкнул.

— Не передумала, — ответила я с достоинством. — Да, я уже здесь и согласна. Но с одним условием…