Дочь часовщика

— Я просто знаю, что дьявол есть в каждом из нас. Одни борются с ним всю жизнь, а другие идут с ним на сделку. Мэтр Кланц по-своему очень добрый и гуманный человек. Но к гуманности можно прийти разными путями. И некоторые из этих путей слишком уж похожи на дьявольские тропки.

— А вы хотели бы вернуть себе живое сердце?

— Нет, зачем? Механическое меня прекрасно устраивало, вы же знаете.

Он устало прикрыл глаза, а потом сказал:

— Да. Иногда я все же хочу вернуться в тот день семнадцать лет назад. Чтобы сломалось то перо, перед тем, как я подписал договор с Кланцем. Чтобы высохли чернила в чернильнице, а сам не подписанный договор сгорел в адском пламени. Но что сделано, то сделано. Мое юношеское, живое, глупое, шальное сердце не вернуть. Оно осталось в стеклянной банке у Кланца.

От его слов по спине пробежал озноб.

— Вас угнетает ваше нынешнее состояние, — быстро сказала я. — Вы не привыкли чувствовать себя слабым.

— Возможно. Но порой мне кажется, будто я весь, а не только мое сердце — неисправный часовой механизм. И он идет вхолостую. Шестеренки крутятся, но зубцы их стерлись, а пружина ослабла.

— Мы вас вылечим. Я или тот парень, который скоро сменит меня.

— Надеюсь на это.

Мы опять замолчали. Я потерла заледеневшие предплечья и плотнее закуталась в одеяло. И тут тишину нарушили знакомые звуки: раздался скрип, шорох, и где-то в глубине стен мерно затикало.

— Вы слышите? — шепотом сказала я. — Потайной механизм ожил. Я так и не нашла, где он спрятан.

— Погодите-ка…

Август поднялся, бесшумным шагом обошел комнату, раз, другой, потом встал у светильника-скелета в правом от окна углу. Взял его за костяные плечи, легко отодвинул в сторону — опора противно заскрипела по полу. Полковник взял свечу, наклонился к стене и позвал меня:

— Вот и дверца, Майя. Ну-ка, откроем…

Шлепая босыми ногами, я подошла к нему и встала впереди.

За дверцей в стене увидела нишу, в глубине которой постукивали шестеренки и натягивалась стальная проволока. К проволоке была прикреплена медная птица. Она механически взмахивала крыльями и открывала клюв — как театральная марионетка. Странно было обнаружить эту игрушку, которая долгие годы пряталась в толще каменной стены, не видимая никем. Словно мы открыли дверцу в игрушечное потайное царство.

— Изумительно! Но что же делает этот механизм? Как он оживает? И зачем здесь птица? — возбужденно заговорила я.

— Я заметил, что механизмы в стенах начинают стучать, когда поднимается ветер. Думаю, они как-то связаны с флюгерами на крыше. А птица… мастер Жакемар был известный кукольник. Он хотел подарить своим механизмам душу. Он видел в них больше, чем набор деталей, старался сделать их интересными и привлекательными. Даже скрытые от чужих глаз, они живут своей жизнью, показывают представления, у которых нет зрителей.

— Да, в механике есть определенная поэзия, — пробормотала я, глубоко впечатленная. Я посмотрела наверх через плечо. Август стоял очень близко, я чувствовала спиной тепло его тела, а его дыхание согревало кожу на моей шее. Но теперь его близость не пугала; она меня приятно волновала. Мы были как два заговорщика, два исследователя, в темной комнате, спрятанной в середине похожего на обломок скалы замка, полного тайн и загадок.

Август легко коснулся моего плеча.

— Идите в постель, Майя. Вы стоите босиком на холодном полу — и это после того, как провели в беспамятстве несколько часов из-за жара!

Я послушалась его и вернулась в кровать. Август опять занял кресло.

— Зря вы не хотите жить в этом замке, — заявила я. — Он ведь очень похож на вас. У него тоже есть механическая начинка. Шестеренки, которые идут вроде как без толку, но у них есть какая-то цель. Осталось ее найти. И я уверена, что замок Морунген познал свою долю усталости и разочарования. Но ничего: мы его возродим. И вы будете с удовольствием жить в нем. Заведете семью, женитесь — князь подберет вам достойную, породистую лоша… простите, высокородную девушку. Она родит вам детей, и они будут разрисовывать каменные скелеты мелками и красками, а вы будете их за это хвалить, а не ругать.

Полковник рассмеялся во все горло. Смех у него был сочный, низкий, и очень приятный.

— Пойду к себе, — он поднялся. — С вами теперь все будет хорошо. Спокойной ночи, Майя. И спасибо вам.

И тут он наклонился: я подумала, что он вновь хочет проверить, нет ли у меня жара, но вместо этого он поцеловал меня в макушку. Это был целомудренный, но настоящий поцелуй, очень нежный. Напоследок Август легко коснулся ладонью моей щеки. А потом поправил одеяло на моих плечах и ушел.

Глава 20 Тревожная догадка

Болезнь отступила быстро. Я провела в кровати всего два дня, и то лишь потому, что так приказал доктор. Жар не возвращался, но слабость не проходила долго.

«Последствия простуды», важно заявил доктор и все с ним согласились. Однако не исключено, что мое нездоровье имело и другие причины.