Дочь четырех отцов

Боковой придел главного собора выходил в небольшой парк, а на скамейке под пыльными, жухлыми городскими деревьями сидел юный Бенкоци собственной персоной. Руки он закинул за спинку, чемоданы стояли рядом, но юноша едва ли мог за ними следить, потому что веки его были сомкнуты. Этот несчастный спал, спал самым натуральным образом! Вот как оно бывает, когда до полуночи составляешь реестры, а после полуночи похищаешь дам.

— Бенкоци!

Он вскинул голову и в смятении уставился на нас, потом внезапно вскочил и остался стоять опустив голову; что означал этот жест — упрямство или раскаяние — неизвестно, потому что юноша упорно молчал. Мы тоже молчали, но я с радостью отметил, что галстук у него помялся и сбился набок. Погоди, мошенник, то ли будет к сорока годам!

Створки боковой двери тихонько стукнули. По лестнице спускалась Андялка. Ее шляпка с цветами тоже съехала набок, девушка была очень бледна, однако, увидев нас, тут же порозовела под стать яблоневому цвету на шляпке и бросилась матушке Полинг на шею, в результате чего чепец последней тоже сбился на сторону.

— Мамочка, дорогая, я молилась за тебя!

Ах, Андялка, как видно в тебе «вечно женственное»! Все вы, согрешив, просите у господа прощения для тех, кого смертельно обидели!

— А обо мне вы не помолились, Андялка?

— Ой, ну как же, папочка председатель! Но если б вы только знали, какой Элемер замечательный поэт! Какие стихи я от него получила, папочка председатель! Вы должны их прочесть. Милый, дорогой папочка председатель!

Ну вот, не говорил ли я, что придет время, и она найдет для меня подобающее обращение! Разумеется: один — «Элемер», другой — «папочка председатель». Ах, не окрестили бы меня Мартоном! Одно хорошо: на каждое «папочка председатель» приходится по поцелую, само собой, только в щеку.

Пока Андялка обхаживала других приемных отцов, я отвел юношу в сторону.

— Слушай-ка, шалопай! Найдется у тебя сигара?

— Только короткая…

— Давай сюда! — я сунул в рот жалкую мужскую усладу. — Знаешь ли ты, что тебе придется сдать все экзамены?

— Завтра поеду просить, чтобы мне назначили срок.

— Ого! Уж не думаешь ли ты, что несчастные профессора права не заслужили себе летнего отдыха изнурительным трудом по два часа в неделю? Я буду вполне удовлетворен, если тебе удастся отделаться от первого экзамена к рождеству. А пока побудешь в деревне помощником нотариуса. Андялка с матушкой останутся у меня. Я ее удочерю.

— Матушку тоже?

— Убирайся, разбойник! По воскресеньям можешь приходить к обеду!

— Благодарствуйте, папаша!

— Цыц, трифурцифер[152]! Экзамены прежде всего!

— Слово чести!

— Оставь его при себе, мне оно ни к чему. У меня есть кое-что получше. При первой же жалобе на тебя, Андялке станет известно, кто написал то знаменитое стихотворение, а кто — самый никудышный стихоплет на свете!

Нельзя сказать, чтоб юноша особенно перепугался, хоть он и сложил молитвенно руки, дав торжественную клятву исправиться. Про себя он наверняка подумал, что может написать Андялке что-нибудь вроде «сказать я не могу, как я тебя люблю» — и это покажется ей прекраснее всех стихов великих поэтов от Горация до Пала Ямбора, адресованных не ей, а кому-то другому. И я не исключаю, что мальчишка рассудил правильно, ибо в этом смысле все женщины одинаковы, и самые интеллигентные в том числе.