Почти неохотно бог протянул руку.
Рэд положила ладонь на его, покрытую зелеными прожилками. И такими знакомыми шрамами.
– Чего ты хочешь? – глубоким, отдавшимся в ее костях голосом спросил бог.
Она бы хотела, чтобы ему не пришлось увидеть смерть своих родителей. Она бы хотела, чтобы шрамы на его руках оставили плуг, кузнечный молот или они были следами неудачной детской шалости, а не результатами бесконечных порезов, которые он сам нанес себе, чтобы напоить лес своей кровью. Она бы хотела, чтобы они встретились при других обстоятельствах – просто мужчина и женщина, никакой магии, никакого великого предназначения – и могли бы просто любить друг друга.
И она хотела спасти Нив. Ей хотелось, чтобы этот человек, которого она любила, который стал богом, которого она не знала, мог протянуть руку и вытащить ее сестру из теней – теней, которые Нив в конце концов сама выбрала. Рэд не знала точно почему. Но все же каким-то образом глубоко понимала саму суть действий сестры – это была попытка искупления, попытка вернуть ее.
И это понимание сути также подсказало ей, что просто заключить Сделку и вернуть сестру не получится. За то время, пока Рэд была связана с Диколесьем, она успела разобраться, что оно может, а что – нет. Она знала, что не может просто попросить вернуть кого-нибудь из Тенеземья. Эта дверь была закрыта, и, чтобы открыть ее, понадобится нечто большее, чем Сделка. Нечто, что еще неведомыми ей путями опустошит ее сердце.
Она так мало могла сделать. Но она смогла спасти Эммона. И, возможно, вместе они смогут найти способ спасти Нив.
– Верни его мне, – прошептала Рэд.
Бог склонил голову, глядя на нее. Глаза его были одновременно чужими и знакомыми. Губы, которые она целовала, приоткрылись. Рука, которой он касался ее, напряглась. А потом девушка почувствовала все, все, через что они прошли вместе, – это хлынуло на нее, заполнило, как мозг заполняет кость.
– А что ты готова отдать за это? – спросил он ее голосом, в котором под шелестом листьев и скрежетом шипов все еще слышался голос Эммона. – Сделка, ценой которой является чья-то жизнь, требует в ответ связать свою жизнь с лесом.
Рэд прижала руку бога к своей груди, за которой, как кролик в силках, трепыхалось сердце.
– Однажды мою жизнь уже связали с лесом. Привяжи ее снова.
Диколесье, золотое и сияющее, смотрело на нее глазами Эммона.
– Я люблю тебя, Эммон. – Рэд еще сильнее прижала его руку к груди, словно могла впечатать это знание в его кожу. – Помнишь?
И когда корни потекли из его руки в нее, она поняла, что он помнит. Из пальцев Эммона вырвался поток золотого света, заполняя промежутки между ее ребрами, пустоты в ее легких. Паутина корней Диколесья аккуратно разделилась на две части, корни заполнили ее вены, обвили позвоночник. Он отдал ей себя целиком, теперь она была не якорем, но судном. Половина леса теперь была в ее костях.
Рэд выдохнула. Ощутила на губах привкус зелени, а также вкус Эммона, который не могла забыть. Бог тоже глубоко вздохнул. Рэд почувствовала, как Диколесье растаяло, ушло из его тела – и оставило вместо себя ее Эммона.
Ну, по большей части – ее Эммона. Большая часть Диколесья покинула его тело. Но эта часть не исчезла – теперь она была в Рэд. Волки и боги. Границы между ними, некогда такие прочные, почти стерлись.
Когда Рэд открыла глаза, мир стал совсем другим. Цвета стали ярче, как на только что нарисованной картине. Ее кожа зашипела. Рэд взглянула на их переплетенные руки и ахнула. Тонкая сеть корней ощутимо пульсировала под ее кожей, простираясь от локтя до середины руки, похожая на завитки упавших в воду темно-зеленых чернил. Ее Знак, свидетельство Сделки, которую заключила не она, превратился в печать того договора, в который она вступила по собственной воле.
Рэд глянула на Эммона. Он так и остался выше, чем был. Полосы коры обвивали его предплечья. Зеленый ореол окружал янтарные радужки. Два крошечных рога торчали на лбу сквозь темные волосы. Они оба были людьми, но теперь оба изменились, став сосудом для всего Диколесья, а не только его корней.
Но эти глаза знали ее. И губы, которыми он коснулся ее губ, тоже знали ее.
Позади них, там, где раньше находилось Диколесье, теперь был обычный лес. Золотая осень пылала в кронах, увенчанных красными и желтыми листьями. Лес все еще светился памятью о магии, но самой магии в нем больше не было. Вся она – страж-древа и сеть их корней, сдерживавшая тени, – теперь были в Рэд и Эммоне.
Она снова поцеловала его, коснулась пальцами зеленой жилки, в которой короткими толчками бился пульс, и ощутила себя так, словно вернулась домой.
Голос Лиры ворвался в золотое мерцание, вернув их в реальность.
– А божественность вам идет, Волки. Или мне теперь лучше обращаться к вам «Диколесье»? Вашим новым общим титулом?
– Пожалуйста, не надо, – простонал Эммон.