Не спрашиваю, а как тогда быть Кириллу? Прятаться? Убегать? На нем куда заметнее внешне отразилась потасовка.
— Нам нужно предупредить Кирилла?
— Нельзя, — решительно запрещает Орлов. — Если позвоним, то наверняка станем не первыми, а главными подозреваемыми. О том, что у нас была потасовка, я сообщу полиции сам. Заранее. Чтобы потом не возникало вопросов.
Киваю. Поворачиваюсь к группе, которая смотрит на нас с удивлением. Они все там хмурятся, нервничают, осматриваясь. Мы все на месте преступления впервые. Для нас все в новинку, это Орлов себя здесь чувствует как рыба в воде. Его кто-то даже знает. А мы тут так — толпа зевак, которую как-то пропустили за ленту.
— Сейчас Женя всех заберет. Мы с тобой идем к полицейским, обо всем рассказываем, что знаем и видели. Не расскажем — они узнают сами, и будут вопросы.
— Мы могли сюда не приезжать, — зачем-то говорю я.
— Могли, но мы ведь ни в чем не виноваты, верно? Так что нам скрывать? Или…
Я не знаю, что подразумевал Орлов под “или”, потому что нас отвлекают. Сначала ребята, затем полицейские.
Все дальше происходит очень быстро. Разговор с представителями правопорядка, как мне показалось, заходит не в то русло. Орлов диктует адрес Кирилла, дает его номер телефона. Это нормально? Так и нужно? Я понятия не имею, как правильно. Я учусь на журналиста, а не на юриста и во всех этих тонкостях мало что понимаю.
— Почему, говорите, была драка?
— К девушке ребята пристали.
— К этой?
На меня изучающе третий раз за день смотрит несколько пар глаз, и мне это категорически не нравится. А еще не нравится то, что группа наша уехала. Одному богу теперь известно, кем они меня считают, раз Орлов пожелал, чтобы я осталась. Им, разумеется, никто ничего рассказывать не стал.
— Я вам уже рассказывала, как все было, — говорю устало, потому что нам действительно задают одни и те же вопросы по третьему кругу.
Подозреваю, что это такая тактика — усыпить бдительность, чтобы человек прокололся и рассказал всю правду. Уверена, она даже рабочая, но я ведь ничего не придумываю, рассказываю, как все было. Вываливаю как на духу!
Приходится снова и снова повторять одно и то же. Я чувствую себя заведенной игрушкой, которая исполняет одну-единственную мелодию, потому что на другую не способна.
Когда нас отпускают, я не могу поверить своему счастью. Быстро поднимаюсь, иду за Орловым в приподнятом настроении, хоть и замечаю, что он явно не разделяет моего воодушевления. Хмурится, вертит в руках телефон, глядя на темный экран, и будто думает, стоит ли кому-то звонить.
— Что думаешь?
— А что должна?
Я правда пока не понимаю, как тот факт, что мы были на месте преступления и видели трупы, может отразиться на крутой статье. В какой момент Орлову в голову приходят эти гениальные названия и пласты текста? А интервью… они у него вообще выше всяких похвал! Может, он так вдохновляется?
— Например, почему эти парни оказались здесь.
— Судя по образу жизни, который они вели, это вовсе не удивительно. Точно так же, как ко мне, они могли пристать к любому другому человеку.
— За такое не убивают, Катя.
— А за что убивают? Мне кажется, и за меньшее могут. За несколько купюр в бумажнике и за “просто так”.
Роман Львович ничего не отвечает, глядя на меня как-то хмуро.
— Как устроилась на новом месте?
— Хорошо.
— Ты выглядишь шокированной.
Об этом мы говорим, пока идем к припаркованному автомобилю. Я полностью погружена в свои мысли. Думаю о том, что случилось. О том, сколько я мечтала попасть к Орлову на стажировку и что, вообще-то, я должна быть очень довольна, но на деле… на деле у меня не получается почему-то радоваться. Такое ощущение, что я попала как раз туда, куда отец столько времени просил меня не лезть и даже не думать в этом направлении. Впервые начинает казаться, что папа говорил это не просто так, а с целью меня предостеречь, правда, я пока не понимаю, от чего именно.
— Ты меня слушаешь вообще?
Слова Орлова долетают словно сквозь толщу воды. Я выныриваю из своих мыслей, киваю рассеянно, а затем мой взгляд цепляется за знакомую фигуру. И как бы мне сейчас хотелось, чтобы этой фигурой был Кирилл, а не мой отец, который стоит буквально в паре метров. Он меня не видит. С кем-то разговаривает, а я лихорадочно думаю, как спрятаться так, чтобы не привлекать к себе внимания. И пока думаю, папа поворачивается в мою сторону. Его лицо вытягивается, глаза округляются, а губы раскрываются в попытке что-то сказать, но он так ничего и не говорит, но решительно шагает к нам. И теперь идея просто сбежать больше не кажется мне такой бредовой, как в самом начале.
Глава 37
Кирилл
От бесчисленных вопросов полиции устаю уже через полчаса. Они неизобретательны, спрашивают об одном и том же прямо на лужайке рядом с домом моего брата. Марк стоит неподалеку, вижу, что хмурится и наверняка в уме просчитывает варианты, как снова доставать меня из тюрьмы.
— Откуда у вас порез на руке?
— Поранился о разбитую тарелку.
— Это кто-то может подтвердить?
— Я живу один, так что нет.
— У вас наложены швы.
— Вы очень наблюдательны.
— Это моя работа. Так что со швами?