Отец наливает себе виски на два пальца, выпивает залпом, стаскивая кусок ветчины и закусывая. Вообще, папа пил и пьет очень редко. Исключительно по важным случаям, на праздники и вот в такие моменты, когда очень хочет сдержаться и не перейти на крик. Мне, честно говоря, сейчас немного не по себе, потому что папа заметно недоволен и зол, а я не знаю, как его успокоить.
— Глупые поступки, Катя. Ты хотела стажировку? Почему не сказать об этом мне?
— Ты запретил все, что связано с криминалистикой.
— А почему я запретил, ты хоть раз спросила? Ты девочка, Катя. Юная, улыбчивая, веселая девочка, и я бы очень хотел, чтобы именно такой ты и осталась. Заведи блог о моде, шоу-бизнесе, кулинарии, в конце концов. Если ты будешь копаться в крови и кишках, то очень быстро заматереешь и превратишься в меня. А назад, Катя, дороги нет. Ты уже это поняла, когда увидела тех парней, а сейчас упрямишься, чтобы не признавать, что я прав.
Я бы с радостью возразила, но понимаю, что папа прав. Криминалистика привлекала меня ровно до того момента, пока я не столкнулась с ней лицом к лицу. Пока не увидела не фотографии трупов, не видео, которые иногда удавалось стащить у отца, а настоящих людей, которых сама видела не так давно живыми.
— Ты можешь продолжить стажироваться. Я даже могу договориться, чтобы после окончания университета тебя взяли к нам. У меня есть связи, Катя. Я могу устроить тебя, но ты сбежишь оттуда сама. Я запрещаю тебе не потому, что мне это нравится, а потому, что хочу тебе счастливой жизни. Я хочу, чтобы ты путешествовала, Катя, вела активную и нескучную жизнь, а не смотрела на убийства и не содействовала в поимке преступников. Тебе может показаться, что это круто, ново, необычно для девочки, но на самом деле тебе просто нечего здесь делать.
Я хочу с отцом не согласиться. Снова. Высказать недовольство, противостоять. Не знаю, откуда это во мне. Наверное, с момента, как папа поставил меня перед фактом, что учиться я иду на журналиста, только если не полезу в криминал. Тогда мне захотелось пойти наперекор, показать свой бунтарский характер. Сейчас это желание возникает снова. Очень тяжело признаться, что папа был прав, когда я поступала. Что мне стоило присмотреться и к другим факультетам, подумать лучше.
— У меня здесь, Катя, последнее дело. Мы его расследуем, и я заканчиваю.
— В каком смысле? — хмурюсь, не представляя, что отец может в одночасье закончить с работой.
— В прямом. Я ухожу с работы, Катя. На пенсию. Рассматриваю переезд в столицу и работу частного детектива. Хватит с меня убойного отдела, буду следить за неверными мужьями и женами.
Я от шока аж присаживаюсь за стол. Сколько себя помню, отец ассоциировался у меня с полицией. То непродолжительное время, что он не работал из-за отстранения, я запомнила как самое ужасное в нашей жизни.
Отцу было не по себе от отсутствия работы, он пил, хоть и не уходил в запой, он нервничал, часто срывался то на мне, то на бабушке. Не физически, нет, но кричал часто. Я не хочу, чтобы это повторилось, хоть и планирую в ближайшее время съехать.
Я уже выросла и стала самостоятельной, а папа… Мне кажется, ему нужна женщина. Заботливая и внимательная. Та, что перетянет его внимание на себя. Пока он работал сутками напролет, строить отношения было сложно, но сейчас это вполне возможно.
Он наливает себе еще полстакана, осушает его залпом и снова берет кусочек ветчины. Я решаюсь протянуть руку к бутылке и беспрепятственно убираю ее в холодильник. Это уже хорошо. Значит, пить больше папа не планировал. Раньше — тогда, когда его отстранили от работы — прикасаться к бутылке ни мне, ни бабушке было нельзя.
Папа собирается сказать что-то еще, но в этот момент его телефон оживает трелью входящего звонка. Бросив взгляд на дисплей, отвечает.
— Да.
Слушает со сведенными к переносице бровями. Шумно выдохнув, бросает на меня неодобрительный взгляд и покидает кухню, прихватив с собой пачку сигарет.
Я же сижу на нервах. Доступа к интернету у меня нет, возможности почитать новости — тоже. Все, что я могу узнать, я узнаю от отца. Даже с ребятами со стажировки не свяжешься, чтобы расспросить о том, как идут дела.
Впрочем, отец не особо спешит возвращаться. Его нет около получаса. Все это время он торчит на балконе, пристроенном к спальне. Я увидела там его широкую напряженную спину, пока обходила квартиру, чтобы понять хотя бы, сколько тут комнат и где расположена ванная.
Оказывается, комната тут всего одна. Та самая спальня, в которой, судя по разбросанным рубашкам и брюкам, ночует отец. Ванная небольшая, но чистая. И кухня тоже вполне пригодна для готовки, но так было и у нас дома. Спальня отца постоянно находилась в плачевном состоянии. Там никогда и ничего невозможно было найти. Но убираться там без разрешения папа не позволял.