Он злился и был напряжен, но руки на ее талии оставались мягкими.
– Могу сделать тебе шаль, – сказал он.
Она вскинула голову.
– Ты вяжешь? Вот это да! Необычное занятие для солдата.
– Нет, не вяжу, – ответил он.
Тотчас Мадригал ощутила первое легкое прикосновение к своему плечу. Это явно был не Акива, потому что его руки все еще лежали у нее на талии. На нее сел серо-зеленый мотылек-колибри, один из многих, вьющихся у фонарей. Перья крошечного птичьего тельца сверкали как драгоценные камни, а мохнатые крылышки мотылька трепетали. Вскоре появилась вторая птичка, бледно-розовая, затем еще одна, тоже розовая, с оранжевыми пятнышками на ажурных крыльях. Птички все прибывали и прибывали, и вскоре их дружная компания полностью закрыла грудь и плечи Мадригал.
– Вот, пожалуйста! – сказал Акива. – Живая шаль.
– Как?.. – потрясенно выговорила она. – Ты волшебник.
– Нет, это всего лишь фокус.
– Это волшебство.
– Что проку в таком волшебстве? Всего лишь собрал мотыльков.
– Что проку? Ты сделал мне шаль.
Она испытала благоговейный трепет. В магии, творимой Бримстоуном, не было ничего завораживающего. Это же волшебство казалось восхитительным и по форме – крылья дюжины сумеречных цветов, мягкие, как уши ягненка, – и по замыслу. Тьяго порвал ей платье, а Акива укутал ее.
– Щекотно! – засмеялась она. – Ой, нет. Ой!
– Что такое?
– Пусть улетают. – Она смеялась все сильнее, ощущая, как крошечные язычки высовываются из клювиков. – Они едят сахар.
– Сахар?
От щекотки она передернула плечами.
– Сделай так, чтобы они улетели. Пожалуйста!
Он попытался. Несколько мотыльков взвились в воздух и описали круг над ее рогами, но большинство остались на месте.
– Кажется, они влюбились, – озадаченно произнес он. – Не хотят улетать.
Одной рукой Акива осторожно смахнул парочку мотыльков с ее шеи и печально сказал:
– Представляю, что они чувствуют.
У нее сжалось сердце. Когда Акива вновь подхватил ее, мотыльки все еще покрывали ее плечи. Она обрадовалась, что Тьяго стоял к ней спиной. Зато Чиро, которую он поднял в то мгновение, удивленно смотрела на нее.
Как только Акива опустил Мадригал на землю, они взглянули друг на друга, маска в маску, карие глаза в янтарные, и между ними пробежала искра. Мадригал не знала, волшебство ли это, но большую часть мотыльков словно ветром сдуло. Сердце бешено колотилось, она сбилась с ритма, но чувствовала, что танец подходит к концу и что в любую секунду она вновь окажется рядом с Тьяго.
Акиве придется передать ее генералу.
Все ее существо противилось этому. В руках и ногах ощущалась легкость. Сейчас бы сорваться и улететь! Сердцебиение перешло в стаккато, остатки живой шали в испуге упорхнули прочь. То же самое Мадригал чувствовала перед боем: внешнее спокойствие и смятение внутри в ожидании сигнала к атаке.
Что-то произойдет.
«Нитид, – думала она, – ты все знала?»
– Мадригал, – позвал Акива. Как и мотыльки-колибри, он уловил произошедшую в ней перемену: ее дыхание участилось, мускулы на талии под его теплыми руками напряглись. – В чем дело?
– Я хочу… – начала она, зная, чего хочет, ощущая в себе готовность и решимость осуществить свое желание, но не в силах подобрать слова, чтобы выразить его.
– Что? Чего ты хочешь? – спросил Акива мягко, но настойчиво.
Их желания совпадали. Он наклонил голову, и маска на мгновение коснулась ее рога, отчего по телу Мадригал пробежали искры удовольствия.
Белый Волк был в двух шагах. От него не скрыться. Если попробовать улететь, он бросится за ней. И поймает Акиву.
Мадригал едва не закричала от отчаяния.
И вдруг грянул фейерверк!
Позже она вспомнит слова Акивы о том, что все складывалось как по писаному. Во всем случившемся ощущалась неизбежность и правильность, словно сама вселенная это замыслила. Все произошло само собой. И началось с фейерверка.
Небеса озарились ярким светом, вспыхнули огромный и сверкающий георгин, солнце, звезда. Стоял грохот, как от пушечной пальбы. На зубчатых стенах крепости отбивали дробь барабанщики. Воздух насытился дымным порохом. Эмберлин прервался – танцоры сняли маски и уставились в небо.
Мадригал схватила Акиву за руку и нырнула в самую гущу толпы. Пригнув голову, она быстро двигалась сквозь море тел, которое, казалось, само открывало перед ними путь и уводило прочь.
55. Дети печали
Давным-давно, когда не было еще ни серафимов, ни химер, в мире жили солнце и луны. Солнце обручилось с Нитид, яркой сестрой, но страсть его возбуждала скромница Эллаи, вечно прячущаяся в тени своей ослепительной сестры. Дождалось солнце, пока станет она купаться в море, и овладело ею. Эллаи сопротивлялась, однако солнце считало, что имеет право обладать всем, чего ни пожелает. Пронзив его ножом, Эллаи убежала; кровь солнца разлетелась по земле искрами, которые превратились в серафимов – незаконнорожденных детей огня. Как и отец, они считали своим по праву все, чего ни пожелают.
Эллаи же рассказала сестре о случившемся, и Нитид заплакала. Слезы ее упали на землю и стали химерами, детьми печали.