Двигаясь по следам Хоакина Мурьеты, Фримонт попадал в обустроенные поселки со школой, библиотекой, церковью и кладбищем; другие не были отмечены иными признаками цивилизации, помимо борделя и тюрьмы. Салуны имелись в каждом поселке – это были центры общественной жизни. Именно туда Джейкоб Фримонт отправлялся наводить справки, и так, понемногу, из редких крупиц правды и большого количества лжи, у журналиста складывалась история жизни – или легенда – Хоакина Мурьеты. В салунах его описывали как распроклятого испанца, одетого в кожу и черный бархат, с большими шпорами и кинжалом на поясе, верхом на самом ретивом скакуне, какие только есть на свете. Рассказывали, как Мурьета беспрепятственно входит в зал под звон серебряных шпор и с компанией головорезов за спиной, выкладывает на стойку серебряные доллары и заказывает выпивку на всех. Никто не осмеливается отказаться от угощения, даже записные храбрецы молча пьют под пылающим взглядом злодея. А вот судя по рассказам полицейских, в этом типе не было никакой элегантности: просто заурядный убийца, которому удается ускользнуть от правосудия, потому что его покрывают черненькие. Чилийцы считали Мурьету одним из своих, утверждали, что он родился в местечке под названием Кильота, рассказывали о его безусловной верности друзьям и о том, что Мурьета никогда не забывает благодарить за добро, вот почему помогать ему – это полезная тактика; мексиканцы же клялись, что Мурьета родом из штата Сонора, из почтенного старинного семейства, и в юности получил хорошее воспитание, а в душегуба превратился из мести. Шулеры почитали Мурьету великим мастером метать банк, но остерегались иметь с ним дело, потому что он обладал редкостной удачей в картах и лихим ножом, который молниеносно появлялся у него в руке, стоило лишь показаться малейшему поводу. Белые проститутки умирали от любопытства, ибо ходили слухи, что этот красивый щедрый удалец наделен неутомимым членом жеребца, но латиноамериканки ничего такого не ждали: Хоакин Мурьета расплачивался с ними по-царски, однако никогда не пользовался их услугами – он, как утверждалось, хранит верность своей невесте. Говорили, что Хоакин Мурьета среднего роста, черноволос, глаза сверкают как угли, сообщники его боготворят, он несгибаем перед лицом опасности, беспощаден с врагами и благороден с женщинами. Другие нашептывали, что Мурьета выглядит как прирожденный преступник, а лицо его пересекает страшный шрам; на доброго малого, рыцаря и франта, он ничуть не похож. Джейкоб Фримонт отбирал услышанные мнения таким образом, чтобы они лучше подходили к образу разбойника, и в своих очерках всегда оставлял место двоякому прочтению, как будто оставляя себе возможность отвертеться, если ему однажды доведется встретиться со своим героем лицом к лицу. Репортер потратил на разъезды четыре летних месяца, так нигде и не встретил Мурьету, зато создал его фантастическую и героическую биографию на основе самых разных свидетельств. Фримонт не желал признавать поражение и поэтому выдумал несколько кратких встреч ночной порой, в горных пещерах и на лесных полянах. Кто мог бы поймать его на лжи? Люди в масках куда-то возили его верхом, с завязанными глазами, так что узнать их было невозможно, но они говорили по-испански, сообщал Фримонт. То же пламенное красноречие, с которым он несколько лет назад живописал патагонских индейцев с Огненной Земли, где сам никогда не бывал, теперь послужило ему, чтобы вытащить из рукава воображаемого бандита. Постепенно Фримонт влюблялся в своего персонажа и сам себя убедил, что они знакомы, что тайные встречи в пещерах имели место на самом деле и что разбойник лично поручил журналисту описывать его подвиги, поскольку считал себя мстителем и защитником всех угнетенных латиноамериканцев и кто-то должен был взять на себя труд предоставить ему и его делу место на страницах зарождающейся истории Калифорнии. На журналистику все это не тянуло, но в литературном плане материала вполне хватало на роман, который Джейкоб Фримонт собирался написать за зиму.