Дочь фортуны

В громадном подземном помещении, иронично именуемом «королевский зал», девочки встречали свою судьбу. Им разрешалось отдохнуть с дороги одну ночь, их мыли, кормили и частенько заставляли выпить чашку крепкой настойки, чтобы одурманить. А в час аукциона голых китаянок заводили в комнату, заполненную покупателями всех мастей; девочек щупали, заглядывали им в зубы, засовывали пальцы во все щели, а потом начинались торги. Некоторых приобретали для дорогих борделей или для гаремов богачей; самые сильные попадали в руки китайских фабрикантов, старателей и крестьян – этим было суждено трудиться до конца своих кратких жизней; но большинство так и оставалось в клетушках Чайна-тауна. Старые проститутки обучали новеньких ремеслу: девочка должна уметь отличать золото от бронзы, чтобы ее не обманули при расчете, завлекать клиентов и удовлетворять их без жалоб, какими бы унизительными или болезненными ни были их требования. Чтобы придать работорговле вид законности, девочки подписывали контракт, который не могли прочитать: они продавали себя на пять лет, однако документ был составлен таким образом, чтобы они не освободились никогда. За каждый день болезни к сроку договора добавлялось по две недели, а если девушка пыталась бежать, рабство становилось бессрочным. Жили они в тесных клетушках без вентиляции, вместо стенок были толстые занавески, и в таких условиях они до самой смерти трудились как на галерах. Именно в такое место Тао Цянь и направился в то утро, сопровождаемый духами Лин и старого мастера. Девочка-подросток, одетая лишь в легкую рубашонку, отвела его за штору в каморку с замызганным тюфяком, протянула худую ладошку и потребовала оплаты вперед. Получив шесть долларов, девочка повалилась на спину, раскинула ноги и уперлась взглядом в потолок. Зрачки у нее были неподвижные, дыхание тяжелое; Тао Цянь понял, что она одурманена. Он присел рядом на тюфяк, одернул рубашку и попытался погладить ее по голове, но девочка взвизгнула, свернулась клубком и сверкнула зубами, готовясь укусить. Тао Цянь отодвинулся и долго говорил с ней по-кантонски, не прикасаясь, так чтобы ее успокаивал мягкий тон его голоса, а сам в это время рассматривал следы недавних побоев. В конце концов девочка начала отвечать на его вопросы – больше жестами, чем словами, как будто успела позабыть человеческий язык, и так Тао Цянь понемногу узнавал детали ее подневольной жизни. Девочка не могла ответить, сколько времени провела в этом месте, – считать дни было занятие бессмысленное, – но, скорее всего, недолго, поскольку она с горестной точностью вспоминала свою китайскую семью.

Когда Тао Цянь подсчитал, что истекли минуты срока, отпущенного ему за шторой, он ушел. В дверях его ждала та самая старуха, которая встречала в прошлый вечер, но она ничем не выдала, что они знакомы. После борделя Тао Цянь отправился расспрашивать китайцев в харчевнях, в игорных домах, опиумных курильнях, а под вечер нанес визиты нескольким врачам, и так из маленьких кусочков у него сложилась вся картина происходящего. Когда маленькие sing-song girls заболевали настолько, что больше не могли работать, их отводили в «госпиталь», как называли тайные комнаты, в одной из которых чжунъи побывал накануне; там их и оставляли с чашкой воды, порцией риса и масляной лампой, которой хватало на пару часов. Дверь снова открывали через несколько дней, уже чтобы засвидетельствовать смерть. Если девушку заставали живой, ее добивали: никто из них больше не видел солнечного света. К Тао Цяню обратились потому, что их штатный чжунъи куда-то отлучился.

Мысль о помощи sing-song girls пришла в голову не Тао Цяню – как он признался Элизе девять месяцев спустя, ее подсказали Лин и старый учитель.

– Калифорния – свободный штат, Тао. Здесь нет рабов. Обратись к американским властям.

– Свободы на всех не хватает, Элиза. Американцы слепы и глухи. Эти девочки – они невидимы, как сумасшедшие, нищие и собаки.

– И китайцам тоже все равно?

– Не всем, есть и такие, как я, но никто не готов рисковать жизнью и бросать вызов преступной организации. Большинство полагает, что если в Китае веками дела обстояли точно так же, нет смысла нападать на то, что происходит здесь.

– Какие жестокие люди!

– Это не жестокость. Просто в моей стране человеческая жизнь не является ценностью. Людей много, и детей всегда рождается больше, чем возможно прокормить.

– Но для тебя, Тао, эти девочки – не одноразовый товар…

– Нет. Вы с Лин помогли мне многое узнать о женщинах.

– Что ты собираешься делать?

– Надо было тебя слушать, когда ты советовала мне искать золото, помнишь? Будь я богат, я бы их выкупил.

– Но ты не богат. К тому же всего калифорнийского золота не хватит, чтобы выкупить всех. Нужно запретить сам процесс.

– Это невозможно, но с твоей помощью я смогу спасти хотя бы некоторых…