Дочь Хранителя

Дивер поддразнивал помешанного на исследовании жизни и смерти Кадма, но тот не поддался на провокацию:

– Ты уже пообещал мне ее. После. Когда выясним все об этой открывающей.

– Кстати, ты был прав насчет Гвейна, – вспомнил Хранитель Эльмара. – Он заодно с Рошаном. Позволил девчонке работать с вратами на Таре.

– Ты спросил его об этом?

– Чтоб он сразу же заинтересовался, откуда у меня такая информация? Ты же помнишь, прибор не просто не одобрен, а запрещен советом.

– А я вот набрался смелости и спросил еще раз об Эн-Ферро и его подружке.

– И что он сказал?

– То и сказал: просто Эн-Ферро, просто с подружкой. Якобы Рошан заранее просил для нее разрешения поселиться на Таре. Цель – обучение в одной из местных школ. Школы там и впрямь неплохи, и я принял бы такое объяснение, если бы не был уверен, что когда в первый раз затронул эту тему, старик знал о Лайсе и открывающей еще меньше, чем я.

– Но теперь знает.

– Теперь знает и по-прежнему не желает снять ограничение на приход Хранителей в мир. Старый дурак! В пророчества он, видите ли, не верит, а в равновесие сил – пожалуйста!

– А ты не думал, что Гвейн, возможно, прав? – несмело предположил Дивер. – Все-таки именно его миры имеют наиболее высокий магический фон. Он оградил их от драконов, вот и эффект: девять, минимум восемь баллов по Хэмфасту – лучшие показатели.

– Ерунда! – уверенно возразил Хранитель Юули. – И у тебя на Эльмаре восемь, и что с того?

– Ну на Эльмар драконы тоже не часто приходят.

Кадм злорадно расхохотался:

– Не любят тебя братья, Дивер. Ох не любят.

– Я их тоже. – На зеленой чешуйчатой морде злобно сверкнули блеклые глаза.

– Да и у того же Кира, – продолжил прерванную тему Кадм, – была девятка на Алеузе, хоть он и торчал там почти безвылазно.

– И восемь баллов на легальной Свайле, я помню.

– Вот видишь? Теории Гвейна – полный бред.

– Или предлог не пускать посторонних.

– Или так, – с удивлением признал Хранитель Юули. – Никогда не думал об этом.

– А ты подумай. Подумай хорошенько. Это ведь твои грешки мы расхлебываем вот уже тридцать лет. Или сто двадцать? Предпочитаешь вести отсчет от откровений Кира или от своих собственных?

Кадм раздраженно сплюнул сгусток пламени:

– Как долго ты намерен напоминать мне об этом? Я ценю твою помощь, но эти постоянные упреки… Думаешь, я не чувствую своей вины? Но кто же мог знать, что она выжила? Только потом, когда Кир передал мне образцы крови, я сумел восстановить картину произошедшего тогда в лаборатории. Весьма невероятную картину. Вот ты сам мог предположить, что трехлетний ребенок окажется идущей и пройдет вслед за Эрго сначала в портал, а потом и во врата?

– Нет, – признал Дивер. – Ты, кстати, проверил потом, где она вышла?

– Проверил. И даже проследил большую часть ее пути. Где мог, зачистил следы, а наследила она немало. Болталась из мира в мир, больше года нигде не задерживалась. Единственно, так и не выяснил, где она встретилась с Киром и что было потом.

– Ну это и так ясно. Наш золотой мальчик подцепил твою лабораторную девочку в одном из миров и между ними завязался роман. Она забеременела, и Кир, быстренько сообразив, что это может значить, кинулся за помощью к тебе. Знаешь, что забавно? Наверное, он и впрямь питал к ней какие-то чувства, если поверил в свое невероятное отцовство. В противном случае мы так ничего и не узнали бы. Он решил бы, что у нее был кто-то еще, и просто вышвырнул бы эту… Как ее звали? Ольга?

– Ее звали, – с шипением процедил Кадм, – экспериментальный образец номер семь.

Глава 3

Тар. Марони

Январь, 1056 г.

Галла

Зрелище было завораживающим. Просто волшебным.

Серое зимнее утро. Серое небо, чуть подкрашенное розоватыми бликами поднимающегося с противоположной стороны солнца. Серое море с узкой кромкой тонкого прибрежного льда. Черная фигура на белом снегу. И танец. Стремительный и прекрасный. Взлетают, рассекая воздух, длинные клинки. Выпад. Наклон. Шаг назад. В сторону. Плавный разворот. Снова выпад. Обманчиво медлительный отход. И резко – в сторону. Разбег. Прыжок. Удар.

– Лайс!

Кард появился в дверях заспанный, помятый. Светлые волосы, отросшие за проведенное на Таре время, напоминали разворошенный стог сена.

– Что у тебя?

– Не знаю. Но это здорово.

Эн-Ферро подошел к окну, поглядел на берег.

– Да, неплохо, – зевнул он. – Рад, что тебе хоть что-то в нем нравится.

– В ком? – не поняла я.

– Это Ил. Тренируется. Давненько я такого не видел.

Эльф? Картина за окном утратила всякое очарование.

– Сейчас весь Рыбацкий сбежится, – проворчала я. – Сказал бы ты ему, пусть в лесок ходит, что ли.

– Скажу. И что ты его так невзлюбила?

– А он меня взлюбил, да? – огрызнулась я.

– Нет, – согласился Эн-Ферро. – Ваши чувства взаимны. И я вижу только одну причину столь быстро вспыхнувшей неприязни – ревность.

– Чего? – протянула я. – Это кто кого ревнует?

– Вы меня. Друг к другу. Детишки не поделили любимую нянюшку. Но ничего, я педагог со стажем, меня и на целый детский сад хватит.

– Лайс, а тебе никто не говорил, что ты невероятно скромен? Мне просто не нравится этот эльф. Безо всяких причин.