— Не делай так больше, — строго сказала Хрийз.
— Не буду, — с облегчением ответила Млада, и дёрнулась в сторону двери. — Благодарю… Знаешь, я… я наверное, пойду…
— Куда? Сиди… Там дождь. Сейчас счейг согрею. Будешь?
— Добрая ты, Хрийзтема, — грустно сказала Млада, называя девушку полным именем. — Слишком ты добрая. Пропадёшь…
— Надо было оставить тебя на улице? — спросила Хрийз. — Брось. Ты бы оставила?
Млада промолчала. Ей было стыдно, неловко, больно, жгла обида на мужа, злость всё ещё кипела, нехотя успокаиваясь, жутко болела с похмелья голова, всё это вместе и по отдельности. И ещё рождалась в сердце тёплая благодарность к этой девочке, наивной до изумления и вместе с тем сильной именно благодаря детской своей наивности, незамутнённой как слеза младенца. Действительно, иномирянка. Что с неё взять…
Мимо пьяных истеричек проходят, не обернувшись. Или вызывают патруль. Никто не станет возиться, кроме, разве что, матери. Но где она, мама? За Гранью, не дозовёшься. А тот, кто стал солнцем и светом всей жизни… Млада зло вморгнула непрошенные слёзы. И нашла в себе силы спокойно ответить на предложение идти за стол, пить горячий счейг с вафлями:
— Спасибо. Я сейчас…
В прошлые выходные Хрийз купила настольную лампу: литая ножка-подставка из стекла, стеклянный же гранёный шарик, внутри шара — магический синеватый огонёк, усиленный родственной стихией. Хозяин сказал, хватит надолго, и можно будет потом зарядить. Примерно лет через пять. Забавная вещица, из тех, что цепляют с первого взгляда. Хрийз связала оранжевый абажур, натянула его на проволочный каркас, накрыла им лампу и поставила на середину стола. Получилось очень уютно, по-домашнему.
Лампа стояла на столе и сейчас. Лицо Млады казалось в рассеянном оранжевом свете совсем тёмным, а синие волосы — чёрными.
— Хрийз, ты ведь Вязальщица, — сказала она. — Ведь так? Сама говорила.
— Похоже, да, — ответила Хрийз. — Ну, они так все говорят. Но я…
— А ты можешь… Можешь
— Нет, — ответила Хрийз.
Она солгала. Поняла почти сразу. Поняла так же и то, что Вязальщики, кем бы они ни были, могут и не такое.
— Ну, это как бы… Как приворот, только сильнее.
Надо было слышать надежду, зазвучавшую в голосе Млады. Надежду, рождённую отчаянием. Готовую толкнуть на что угодно, лишь бы не потерять единственного человека во всём мире, которому отдалась когда-то всей душой и всем сердцем…
— Я не умею этого… — начала было Хрийз.
— У тебя книга есть! Сама рассказывала.
Книга. Книгу Хрийз держала под подушкой. Сама не знала почему, чувствовала, что так надо, и книга вроде бы не возражала. Смешно, у книги были свои предпочтения и пожелания. Сказал бы кто раньше, что такое бывает, не поверила бы ни за что.
— Ты не понимаешь просто, — Млада заломила руки, в пальцах у неё хрустнуло. — Не понимаешь. Тай, он… он для меня всё. Если я его потеряю…
Хрийз положила ладонь Младе на запястье. Молча слушала, что она говорила, ей надо было выговориться, это же очевидно. Типичная история из сериалов и книжек. Он — богатый наследник богатого семейства. Она — сирота, собиратель жемчуга, потом стажёр в егерской службе. Любовь-морковь, ссоры с родителем любимого, свадьба, все дела. На таких парней и на таких мужчин всегда вешаются, и будут вешаться девчонки. Богат, красив, интересен. Любил — разлюбил. Особенно если жена начинает беситься от ревности…
— И ты думаешь, приворот поможет? — спросила Хрийз.
В прочитанных книгах и просмотренных сериалах не помогал никогда. И уж последствия смаковались… А здесь, в мире с повышенным магическим фоном? Каковы могли быть последствия, страшно было даже себе вообразить.
— Да, — тихо ответила Млада. — Я просто не знаю, что ещё… Ты возьмёшься, ты сделаешь?
Снова — безумная надежда в лице, в глазах, в голосе. Млада даже подалась вперёд, словно хотела снять прямо с губ подруги вожделённое согласие.
Из спальни потянуло предостерегающим холодом. Хрийз поняла, что если возьмётся сейчас за творение аль-мастера Ясеня, своенравный артефакт не пожелает раскрыться.
— Мне это не нравится, — сказала Хрийз наконец. — Поправь меня, если я ошибаюсь, но, кажется, привороты здесь не одобряются. Кажется, они вообще вне закона. И что мне патруль скажет?
— Ты несовершеннолетняя, — мигом нашлась подруга. — Тебе ничего не будет!
Ничего не будет. Это верно. Потому не будет, что платить по счетам придётся кому-то третьему. Вспомнилась чернота в косах Хафизы Малкиничны. Что бы целительница ни говорила о
Нет, я в этом не участвую, решила про себя Хрийз. Хватит с меня!