Дочь княжеская. Книга 1

— Зачем ему шкуру попортил? А что, невкусно было?

— Отчего же, вкусно, — отвечала я, — благодарю…

— Меня сейчас стошнит, — сообщила Сихар, переворачивая над огнём нанизанное на прутики мясо.

— Или мало? — мальчишку несло, что он остановиться не мог.

Черкнул ножом по запястью, протянул руку мне:

— Бери ещё! Не жалко.

А видела я, Сихар сердилась, что обругала его, пока я спала. За самовольство, за ненужный риск и за то, что исчезновение собрата желтоголовые ожидаемо связали с нами, что теперь облава шла по лесу и как от той облавы уходить…

— Малыш, мы не рабы своей сущности, — резко сказала я. — Любой из нас почёл бы за конфетку выпить тебя, что древняя кровь императорского Дома, но тогда и так, как того пожелаем сами. Закрой рану ему, Сихар. Будем думать, как уходить.

Сихар сделала, что я сказала, потом спросила, сыта ли я, что важно то было перед боем. Я сказала, что да, а мальчик молчал, что урок получил изрядный, а и хорошо бы, если впрок.

Уходили противно, что спасались, петляли, а и пропали бы вовсе, если бы не удалось дозваться помощи своих, что к нам по Грани Ненаш пришёл и остальных привёл. За меня он оставался, что меня долго не было, и по его зову все пришли, и стало нас снова Девять, и так желтоволосые отступили, что не по их зубам оно оказалось.

Тахмир мой всё расспрашивал, как со мной было и что, а я молчала, а и рассудила так, что незачем ему то знать. Но имя Плойза Двахмира ему было знакомо, что он удивился, а удивившись, задумался. Встреча состоялась, я пошла вместе с Тахмиром своим, что одного его отпускать не хотела, он возражал, но возражения его не приняла вовсе. Пошла с ним, на пике Силы, что не могла допустить его смерти, если Двахмир с друзьями замыслили недоброе. Но они иное мыслили.

Нашлись среди желтоголовых те, кому не по душе стал порядок Третерумка, детей в жертву приносить велевший. Что смотрели желтоголовые, как мы живём, и хотели жить так же, не отдавая потомство своё на муки, а первым среди таких стал род Двахмир, а и под свой стяг довольно собрал уже сторонников. Встали они все за то, что изгнать из нашего мира своих сородичей надобно, а самим с нами остаться, за нас сражаться, что просили за то себе земли Двестиполья и Хрустальных Ручьёв.

Дело доброе, что встреча ещё одна после была. На ней подписали договор, что Двестиполье и Ручьи отходили роду Двахмир, что вольны были люди остаться под рукою нежданных наших союзников или уйти от них, что становилось так Двестиполье княжеством, подвластным Империи и все смертоубийства детей объявлялись преступными и прекращались. И оставили подписи все на листе согласительном: от Сиреневого Берега — княжна Браниславна, от Узорчатых Островов — юный тБови, от Дармицы — доктор сТруви как регент малолетней дармичанской княжны Ольшани, от Небесного Края — Заряна и Беловода, от Красного Бора — князь Листай Заречный, и от неумерших избрана была я, Ветрова.

Взаимное недоверие оставалось, что прожило какое-то время, но недолго. Третья битва за Двестиполье показала, что новые союзники судьбу себе осознанно выбрали.

Так погнали мы захватчиков из пределов нашего мира, но вскоре упёрлись, что превозмочь не могли ни мы их, ни они нас. Наступило затишье до следующей бури, что полгода оно длилось.

Плойз Двахмир помнил обо мне, что сама не знаю, зачем ему, а привёл он ко мне женщину, а и сказал, что мне она ведома, и так вдвоём нас оставил. Я смотрела в лицо ей, состарившееся в неизбывном горе, на волосы её, почерневшие в бедах, и не узнавала, что она молчала совсем. Молчала, смотрела на меня, что некуда было деваться от её взгляда, так он проникал в самую душу, что от той души ещё оставалось за эти годы. А потом сказала она словами Сихар:

— Ты всё та же, Фиалка.

Тогда пришло ко мне узнавание, ледяным огнём по коже, кислотой по оголённым нервам, что пала я перед нею на колени и выдохнула:

— Мама…

Мать моя выжила чудом, что война носила её, как лист осенний с дерева сорванный, потеряла она всех детей своих, всю семью и меня считала погибшей, а осела в Двестиполье, а и Двахмир лично младшего ребёнка её от злой участи спас. Так сталось, что у меня оказался брат младший, и мама нашлась живой, что радости было беспредельно. Неважно ей было, что я — неумершая, чудовище из страшных басен, что она сама нам когда-то баяла, а важно было, что жива я и что желтоголовым не даю пощады.

А брату шёл четвёртый не то пятый год и ликом был он на самого Двахмира похож очень, что Тахмир мой подтвердил потом, Ярой — бастард Плойза, и тот от него не отказывается.

Ненаш же женился на своей Пельчар по всем правилам, что хороша она была в алом подвенечном платье, а в храме Триединого обряд провели, а и служитель храмовый не погнал нас вон, почитая за чудовищ. Провёл обряд и сказал напутственное слово, что все пришедшие со слезой стояли.