После я у моря на камнях сидела, что любила море всегда, как пришёл ко мне Тахмир мой и тоже рядом сел, и так сидели мы молча. Не могла ему говорить, что печалит меня: Плойз Двахмир назвал наложницей, что назвал всего один раз, однако же мне запомнилось. Не могла я требовать от живого свадьбы; Пельчар сама за Ненаша пошла, что он не принуждал её, хотя любой из нас способен принудить живого к чему угодно, что мы всегда с врагом делали.
Матери моей подвластна была стихия земли. Раньше мама держала собственную студию ландшафтного дизайна, что училась некогда в Императорском Ботаническом Саду Второго мира; взялась передавать опыт и первой из всех учеников стала супруга Ненаша, Пельчар. У неё тот же дар был, и даже сильнее. Так они набрали команду, что занялись восстановлением сожжённых войной городов, а мы помогали чистить магический фон от некротических пятен, а и понравилось мне служить очищению. Земля — родная стихия неумершему, что всегда приятно видеть, как вбирает она силу созидания, как оживает и начинает цвести. Весна шла на Сиреневый Берег, Дармицу и Двестиполье.
Ярой быстро привык ко мне, что не пугался нисколько, и я брала его на прогулки к морю, что сам Двахмир иногда ходил с нами, забавлялся с сынишкой, а со мной молчал, а и тепло было с ним молчать вместе. Так у меня стала семья из живых: мой мужчина, моя мать, брат младший и отчим.
Потом я обратила мысли на пережитое той весной, что поняла: мама знала. От того спешила, что набирала учеников себе, делилась с ними знаниями и навыком, отдавала всё, что могла. И для меня, дочери старшей, подарок готовила, что такие подарки не в один миг собираются. Дали знать о себе старые раны, пережитые горести и на пределе сил работа, что призвала она меня и просила облегчить ей уход на Грань, а того не ведала, во что такая просьба мне встала, а и никому не догадай судьба отпускать вот так ту, что дала тебе жизнь.
Сихар привела ученицу именем Хафьсаар, дочь Малка и Несмирёны из рода озёрных сШови, неулыбчивую девочку на вид в семидвешь возрастом, что у неё самый сильный дар из всех целителей нашего мира. Но и она не сумела совладать с бедой, а ещё отчитала меня сурово, а и странно было слушать ребёнка с недетскою речью.
— Ты — неумершая, дитя и проводник стихии Смерти, — так сказала мне Хафьсаар, — ты сама ведаешь, что должно делать тебе, а что не должно. Если умирает душа, её надо отпустить. И ты не вправе нарушить волю умирающего!
Да, была я не вправе, что высказанная при свидетелях воля держала крепче цепного повода, на какой сажают свирепых кобелей.
В начале лета мама моя ушла с моей помощью из мира на Грань к новому рождению. У погребального костра стояли все, кто любил её и помнил, что мне тоже место нашлось, мне и моим собратьям по инициации, а все как одно были, а и всем одно на уме было: никогда не простим и никогда не забудем. Эта смерть, как все прочие, явилась делами находников из Третерумка, что тридцать семь зим — то не срок для живого. А перед уходом мама благословила меня на жизнь и сказала ещё так, чтобы дети мои и внуки жили счастливо, что я промолчала, какие могут быть дети, тем более внуки, у неумершего, что не могла я вмешаться с правдой своей в последнее слово давшей мне жизнь. И никто так же не стал этого делать.
Так ушла от нас Здебора ирхень Двахмирани, дочь Желана Рябинина, что по ней оставили памятный камень в парке Белополя, столицы Двестиполья, в парке, её руками воссозданном и её имя принявшем. Я ходила потом дорожками парка и сидела у камня, что старалась ночью глухой появляться, чтобы живых, полюбивших с детьми гулять здесь, не тревожить.
Одной ночью встретила у камня Плойза Двахмира, и стала с ним рядом, что он молчал и я молчала: не знали, что сказать друг другу. Но у него остался мальчик, мой брат, пятилетний малыш с серебряными кудрями, и он ради них отрёкся от сородичей, ради матери моей и сына. Тогда превозмогла я себя, что сказала ему:
— Благо тебе, что дарил ей счастье и сына оставил.
Всех детей забрала у матери моей война, а я как неумершая стала бесплодна, а и будут у брата дети, продолжение и память на нашей земле. Двахмир кивнул мне, что сказал:
— Ты, Фиалка, приходи, когда пожелаешь, не таясь в ночи. Двери моего дома открыты для тебя.
Я услышала его слова и приняла их, а однажды встретила у камня того Пельчар, супругу Ненаша, с цветами, а и подошла она ко мне, обняла за плечо и так стояла, что от ласки её, понимания и сочувствия живого, мне впервые после всех этих долгих, горьких, не пойми как прожитых проклятых зим захотелось заплакать…