Дочь княжеская. Книга 1

Не ведаю, сколько полных суток провела в том мешке, в оковах магических, что ослабела совсем от голода, а враги издевались как могли, на расстоянии, ибо боялись отойти от порога камеры, и справедливо боялись. Одним из самых гнусных развлечений их стало убивать на глазах моих совсем маленьких, в несмышлёном возрасте детей, разрывая их живьём на части особыми крючьями, что я разум едва не обронила, и от ужаса сотворяемого и от запаха пролитой крови. Они же смотрели, как я корчусь, что думали — то от голода, каков присущ всем неумершим при виде свежепролитой крови, но того понять не умели, что превыше голода горели во мне ненависть к желтоголовым и их деяниям, что ни до ни после такой ненависти не бывало больше. И я положила себе, что если освобожусь как-нибудь, то пощады не будет, пусть даже и в нарушение навьей правды; за собственные свои деяния сама перед Триединым Вечнотворящим отвечу, а они пусть отвечают за свои передо мною, а и так, как я сама того пожелаю.

Но время шло, что я ослабела, и уже не боялись меня как раньше, что оковы сняли, правда, с расстояния, магией. Глумились всё так же, а я лежала тихо, ждала. Подойдет ведь кто-нибудь обязательно, что пнуть меня ему захочется, пусть, посмотрим, как долго после того пинка проживёт. Осмелели они, но пока ещё не настолько, что мне тревожно стало совсем от того, что Тень моя может и не дождаться их безрассудства. Я видела её, она приближалась ко мне, и уже вступила в пределы камеры. Обидно было уходить даром, без душ врагов, выведенных на Грань поводком смерти.

Потом вбросили ко мне двоих избитых пленников и стали смотреть, что будет. А ничего не было, что узнала я ауры несчастных и не захотела на своих бросаться, хотя ослабла сильно и кровь живого могла бы продлить мне моё существование, дать сил, дать надежду на свободу.

А были эти двое — Сихар Црнаяш и юный Стальчк из островных тБови, последний из своего рода, совсем ещё мальчик, но, несмотря на детский свой возраст, грозный боец. Род тБови в родстве с Императорским Домом, что древняя кровь порождает сильных магов всегда.

Они услышали меня, и увидели внутренним зрением, что обоим страшно стало, я видела их страх, алыми кольцами разошедшийся по камере. Сихар узнала меня и сказала:

— Это Фиалка.

Я крикнула им, чтобы не подходили ко мне, если жизнь дорога, что ломало меня страшно, почти так, как в дни метаморфоза, когда я Тахмира своего встретила впервые. А Сихар сказала:

— Она может вас отсюда вывести.

Сихар обращалась к аристократу императорской крови с должным почтением, что не помешало бы и мне, а я без уважения обругала обоих чёрным словом, а и сказала ещё, чтобы не смели подходить ко мне, ни по одному, ни вместе. Но они не пожелали слушать, а тБови сказал, что Сихар — целитель, а и потому сам идти должен. И подошёл ко мне, несмотря на запрет, что я слаба была и удержать его на расстоянии не сумела. Сихар заторопилась следом, что остановить хотела, но она не успела тоже. Мальчик опустился рядом на одно колено, поднял мне голову, что хватка у него была железной, несмотря на ранение и ткнул запястьем мне в лицо:

— Пей.

И я прокусила ему вену и пила и кто бы на моём месте сумел удержаться…

На счастье юному дуралею желтоголовые сообразили, что происходит неладное. Они затеяли что-то по ту сторону двери, что я учуяла запах магии, той самой магии, что скрутила меня в битве и заточила в сыром подвале, а ум не до конца обронила, а и ударила первой сквозь дверь и стену, голосом ударила, Зовом, что дверь они отворили нам сами. Кровь беспомощной жертвы и отданная добровольно кровь боевого мага, пусть даже очень юного, — совершенно разные по концентрации Силы; мне хватило перебороть собственную слабость и ударить с размахом. Одного желтоголового я сразу порвала, второму в горло впилась, что за пару мгновений всё было кончено. И первого выпила тоже, как ни противна была мне кровь умершего, а не в моём положении было разбрасываться даже крохами Силы.

— Жаль, я так не могу, — сказал юный тБови, глядя на учинённое мною двойное убийство.

— Ты просишь инициации? — задала я ему вопрос.

Вопрос не праздный: любой из живых вправе воззвать к неумершему с просьбой совершить обряд.

— Не смейте! — встряхнула его Сихар. — На вас весь ваш род, вы — последний в Доме тБови; не смейте!

— Нет, — с усилием ответил он через время. — Не прошу…

Но ему было жаль отказываться. Хотел глотки желтоволосым буквально рвать, что я его понимала. Потом он потерял себя и осел на пол, что я всё же немало у него забрала. Надо было его кормить мясом и молоком, но сейчас возможности не было, а Сихар я запретила входить в транс исцеления, что нам всем убираться отсюда было надобно, пока другие желтоголовые не спохватились, наверняка же их было полно в этой крепости, и всё серьёзные маги.